"Харлан Эллисон. Вместе с маленьким народцем" - читать интересную книгу автора

пишущую машинку, которая, в этом он был уверен, станет ухмыляться
отвратительной, злобной улыбкой, выставив в его сторону свои блестящие
зубы.
Однако прежде чем войти в дверь, Ноа вдруг сообразил, что слышит стук
клавиш с тех самых пор, как поднялся с постели. Он слышал этот звук, но
отгонял его от себя, посчитав порождением ночного кошмара и тоскливых
воспоминаний.
Но машинка и в самом деле стучала - тук-туктук-пробел-тук-тук-пробел.
Не электрическая машинка, самая обычная старая "Олимпия", таких
полным-полно в конторах. Реймонд не доверял электрическим машинкам. Ты
останавливаешься, чтобы собраться с мыслями, а они все равно продолжают
свирепо шипеть. А стоит тебе положить руки на клавиатуру, чтобы подарить
миру блестящий, бессмертный прозаический пассаж, и задуматься всего на одно
мгновение, прежде чем нажать на какую-нибудь определенную клавишу, наглая
тварь тут же принимается строчить, словно пулемет. Реймонд не доверял
электрическим пишущим машинкам; он ни за что не согласится жить в одном
доме с этим чудовищем, ни за что не напечатает ни единого слова на этой
дурацкой штуке, ни за что...
Впрочем, хватит предаваться безумным мыслям.
Он не может писать и больше никогда не напишет ни одной строчки; а его
машинка продолжала весело стрекотать в дальнем углу комнаты.
Ноа Реймонд осторожно заглянул в кабинет и разглядел в темноте силуэт
пишущей машинки, на специальной полочке, которую смастерил собственными
руками. В окно падал бледный лунный свет, на фоне которого совершенно
отчетливо проступала эта самая машинка. Реймонд отказывался видеть, как по
клавиатуре мечутся крошечные тени. Он стоял в дверях и просто смотрел на
свое рабочее место, одновременно раздумывая о том, что, вероятно, дело
зашло намного дальше, чем он думал, когда сделал свое открытие прошлой
ночью. Агатовые кляксы прыгали по клавиатуре, вверх-вниз, вверх-вниз, они
то появлялись в восковых лунных лучах, падающих из окна, то снова пропадали
в темноте, вот одна из них подскочила, сделала сальто, снова скрылась из
виду. "У моей машинки перхоть", - это была первая, абсолютно идиотская
мысль.
А звук, который издавала старенькая "Олимпия", страшно напоминал
пулеметную очередь.
Крошечные черные кляксы работали на машинке со скоростью, превышающей
сто пятьдесят словв минуту.
- Слушай, как пишется слово "некромантия"? произнес тоненький,
писклявый, хрупкий, птичий голосок. - С двумя буквами "р" или с одной?
Реймонд услышал тихий вздох, словно кто-то стукнулся головой о пустую
деревянную шкатулку, а потом - немного задыхаясь - второй голосок ответил:
- С одним, нельзя же быть таким безграмотным!
Этот второй голос был не таким тоненьким, писклявым, хрупким и похожим
на птичий. А еще в нем звучал акцент кокни.
Машинка продолжала стрекотать.
"Ко мне явился тот самый таракан", - эта мысль пришла Ноа в голову
следующей и имела литературные ассоциации, хотя была не менее идиотской,
чем первая. Тогда замечательные произведения покойного Дона Маркиза[Дональд
Роберт Перри Маркиз (1878-1937) - американский романист, поэт и драматург.
(Здесь и далее примеч. пер.)] все еще пользовались популярностью; так что