"Стенли Эллин. Свет мой, зеркальце, скажи" - читать интересную книгу автора

сползает и, не достигнув ногами нескольких сантиметров до пола, тяжело
спрыгивает. Раскрасневшийся, задыхающийся он поправляет свой галстук и
одергивает куртку.
С ужасом я замечаю, что он едва достигает мне до пояса. Карлик. Голова
несколько великовата для приземистого и деформированного тела. Я никогда не
видел его таким. Я не узнаю больше его, но тем не менее инстинктивно
чувствую отвращение к этому чудовищному феноменальному спасительному телу.
Вне всякого сомнения, если бы я когда-либо увидел своего психоаналитика в
подобном облике, то никогда бы не пришел к нему.
Он поднимает на меня глаза, ощеривает зубы, во взгляде чувствуется
триумф.
- Что, онемели? - обращается он ко мне. - Голоса лишились? Сдавило
горло?
Каждое слово он сопровождает ударом указательного пальца в мою грудь.
Он причиняет мне боль, мерзавец, и я отступаю. Чувствую ногами край кресла.
Последний удар указательного пальца заставляет меня сесть.
Палец по-прежнему устремлен на меня.
- Признавайтесь! Вы знаете эту женщину!
- Я никогда её не видел.
- Взгляните на неё поближе, и тотчас же узнаете. А что это нам даст?
Вашу собственную систему защиты: способны ли вы убить незнакомку? Раз
женщина вам незнакома, вы не могли её убить. Но сейчас, чувствуя, что она
не незнакома вам...
- Я её не знаю.
- Ах, как вы не поймете, что подобные отрицания - пустая трата
времени!
Забавное смешение: миссис Гольд, некогда бывшая миссис Хаббен, Джулиус
и Дженни Береш, бывшие не столько моими тещей и тестем, сколько бабушкой и
дедушкой моего сына. Еще моя семья: сестра, мать, отец и рядом с ним рыжая
малютка, которая, как только я взглянул на нее, сунула свою руку под руку
моего отца. Всем сердцем я желал, чтобы моя мать ничего не заметила, ибо
была бы потрясающая сцена. Она ничего не видела.
И ещё мой сын, Ник. Он был там и растерянно смотрел на меня.
Сердце мое сжалось.
- Ник не должен присутствовать, - сказал я герру доктору.
- Невозможно. Его присутствие обязательно.
- Черт побери! Или он уйдет, или я ничего не скажу.
Докторишко пронизывает меня взглядом. Делает знак Гольду. Они
перешептываются в уголке, склонив друг к другу головы, и в конечном счете
принимают решение. Ник уходит. Береши энергично машут руками, прощаясь.
Когда они поворачиваются ко мне, то все ещё заливаются слезами.
Моя мать меряет их взглядом. На своем смертном одре она может быть
признала бы своего внука - полуеврея, но до тех пор она его отторгала его.
Мой отец со своей рыженькой, прижавшейся к нему.
Отец, с прижавшейся своими длинными ногами к его бедру рыженькой,
подмигивает мне. Не знай я его как облупленного, воспринял бы это как знак
поддержки, но его отлично понимал, что он предлагает мне оценить его
соблазнительницу и её рыжие секс - формы.
Слава Богу, Ника там больше нет. Когда настал момент и он стал
способен понимать теологические заковыки и научился отличать пуританское