"Стенли Эллин. Свет мой, зеркальце, скажи" - читать интересную книгу автора

карлик, неловкий увалень, в отличие от меня. В браке он связан узами
супружескими со старой клячей, отец которой, как я понял, купил душу своего
зятя, оплатив его учебу. В тот первый день и всякий раз, когда Джоан
сопровождала меня в исповедальню, добряк доктор расправлял плечи, подбирал
живот, и в глазах его читалось сластолюбие. Он ворковал, уставившись на мою
жену, пуская слюни и склоняя голову в мою сторону, словно браня ребенка.
Завистлив, как вошь. Ведь он просыпался в своей постели среди ночи и
узнавал кусок холодного и иссохшего мяса, к которому прижимался, не так ли?
Надежда вечна. По крайней мере я ещё не в руках полиции, пытающейся
объяснить кровавый ужас в моей ванной комнате. Гольд все же может быть на
моей стороне. Он воспользуется всеми средствами, чтобы до безумия протянуть
судебную тяжбу. Но по какому праву он считает меня виновным?
Доктор Эрнст почти ласково говорит мне:
- Питер, у вас склонность к мечтаниям. Ваши мысли разбрелись, вы
следуете за ними, как мальчишка за бабочкой в высокой траве, все ближе и
ближе подходя к обрыву. Это нехорошо. Я прошу вас сейчас сконцентрироваться
на главных вещах.
- "Вы слышите? Айн, цвай, драй... вы концентрируетесь на главном.
Медленно! Или немедленно!"
Внезапно проявляется его венский акцент. Я могу поклясться, что он
наигран. Говорят, что он брал уроки у отставного официанта из кондитерской
Пратера. Если взглянуть на Alte Wien герра доктора, я могу поклясться, что
вскроется чистейшая жила alte Бруклин.
Я опять приподнимаюсь, борюсь с повязкой, обхватившей мою грудь.
- Не очень-то легко сконцентрироваться вот так привязанным, доктор.
- Возможно. Итак, вместо того, чтобы физически бороться с этим
насилием, не лучше ли воззвать к своему разуму, и вы увидите, что это не
причинит никакой боли.
Он прав. Я отказался от борьбы, позволил рукам просто проскользнуть
сквозь повязку и расправить её. Теперь, когда я шевельнулся, создалось
впечатление, что ребро или даже пара переломаны от подобного давления. Я
глубоко вздохнул и мало-помалу чувство исчезло. Но я знаю, что все эти дела
оставят мне чертовы синяки.
- Вы говорили о главных вещах, доктор.
- Да. Труп женщины. Ваш револьвер рядом с ней. Ваш сын.
- Мой сын?
- Николас очень важное звено в этой ситуации. Я предупреждал, что ваши
отношения с сыном не были идеальными. Вы вложили в него слишком много от
своей личности.
- И думаете, он того не стоит?
- Я думаю, что он удивительный мальчик.
Любой отец был бы горд иметь такого сына. Но вам этого было мало.
Мальчик сделал из вас своего идола. И вы постарались утвердить это
обожание. Вы хотели быть для него БогомОтцом. Вас ужасало, что однажды он
сможет усомниться в вашем извращенном гуманизме.
Вот что этот негодяй творил с поэзией отцовской любви. Но я очень
нуждался в нем и не протестовал. Я нуждался в нем сейчас, когда он
находится между мной и полицией. Я буду нуждаться в нем и позже, когда
нужно будет повторить рецепты. Я прикинулся больным, чтобы заставить его
прописать мне таблетки против ипохондрии - метанфеталин гидрохлорид (только