"Евгений Дмитриевич Елизаров. Сотворение мира или эволюция?" - читать интересную книгу автора

Nature and nature's lows laid hid in in night.
God said "Let Newton be!" And all was light.)

Но вернемся к нашему предмету и воздадим должное другим мыслителям:
ведь между временем Ньютона и концом XIX века пролег век Просвещения,
апостолы которого сделали очень многое для разрушения веры в сверхприродное
содержание всего того, что отличает живую душу от мертвой материи.
Становилось чуть ли не дурным тоном смотреть на материальный мир иначе, чем
на всеобщее торжество законов механики. Знание этих законов позволяло "на
кончике пера" открывать новые планеты (Адамс, Леверье 1845 - 1846).
Искусство механики позволяло создавать забавные аппараты, до тонкостей
копирующие движение животных и даже самого человека. Были известны
механические устройства, искусно игравшие в шахматы; правда, в конечном
счете выяснялось, что это простое мошенничество, но даже это не мешало
верить тому, что еще немного и будет-таки разгадана самая глубокая тайна
человека. Словом, уже сам человек начинал рассматриваться как некоторый
пусть и предельно сложный, но все же вполне поддающийся точному инженерному
расчету, а значит, и искусственному воспроизводству механизм. Один из
виднейших представителей французского Просвещения, подготовившего почву для
революции 1789 года, так и назвал свою работу: "Человек-машина". В ней,
возражая Рене Декарту, который, в общем-то, тоже склонялся к его
машиноподобности, но все же признавал, что эта машина имеет еще и
бессмертную (а значит, не сводящуюся к простой комбинации материальных
элементов) душу, полностью исключил всякую возможность двойственности
человеческой природы. Правда, в этой работе утверждалось, что человек
"настолько сложная машина, что совершенно невозможно составить о ней ясную
идею, а следовательно, дать точное определение"1, но эта оговорка в
сущности ничего не меняла.
Открытия конца XIX - начала ХХ века заставили пересмотреть многое. Но
рудиментарные формы старых научных представлений еще сохранялись. Печальней
всего тот факт, что сохранялись - и во многом продолжают сохраняться по сию
пору - они прежде всего в среде биологов-эволюционистов. Ведь именно ими до
сих пор принимается, что все свойства любой биологической структуры
определяются исключительно свойствами тех атомов и молекул, из которых в
конечном счете и формируется живая ткань. Правда, законы их движения
сегодня описываются уже не простой механикой, но квантовой, однако это
обстоятельство не мешает теперь уже квантовой механике плавно перетекать в
химию, химии - в биологию, биологии - еще дальше. Все отправления жизни
по-прежнему сводятся к биохимии и биофизике.
На волне же всеобщей эволюционной эйфории, захлестнувшей в конце
прошлого столетия едва ли не все естествознание, договаривались и до того,
что даже головной мозг выделяет "мысль, как печень желчь". Иными словами,
все отправления духовной жизни человека сводились к чисто физиологическим
процессам. Вот элементы кредо, высказанного одним из виднейших
эволюционистов того времени, немецким биологом Эрнстом Геккелем (1834-1919)
в его "Чудесах жизни": "...3. Познание есть физиологическое явление;
анатомический орган есть мозг. 4. Единственная часть человеческого мозга, в
которой находится познание, есть определенная часть мозговой коры,
фронэма"... 5. Фронэма есть чрезвычайно совершенная динамоэлектрическая
машина, составными частями которой являются миллионы физических клеточек