"Евгений Елизаров. Античный город " - читать интересную книгу автора

* Платон. Государство; Законы.
** Аристотель. Политика; Никомахова этика.

В Риме рабы не были основной производительной силой общества, ею они
становятся лишь к концу Республики. Рабство долгое время носило там по
преимуществу патриархальный характер. Кстати, у римлян даже члены семьи не
очень отличались от рабов: и жена, и сыновья, и внуки со своими жёнами, и
незамужние дочери были в сущности столь же бесправны перед главою фамилии.
Всё подчинялось только ему, больше того, он имел право суда над всеми
домочадцами и определял им наказание вплоть до смертной казни. Никаких
границ его власти вообще не существовало; во внутрисемейных отношениях
правил не гражданский закон, а только людской обычай, ну, да ещё людские
нравы. Взрослые сыновья только со смертью отца делались полноправными
гражданами и становились главами своих семейств (а значит, обретали точно
такие же, ничем не ограниченные, права уже над своими домочадцами).
Прижизненное же освобождение от подчинения отцовской воле было обставлено
едва ли не большими препятствиями, чем даже освобождение раба. Словом, на
раба простирались практически схожие с теми, которыми обладали младшие члены
семьи, права.
Это позднее Марк Варрон (116 - 27 до н. э.), римский писатель, в своём
сочинении "О сельском хозяйстве" разделит средства труда на три части:
орудия говорящие, издающие нечленораздельные звуки и орудия немые; к первым
он относил рабов, ко вторым волов и к третьим телеги. В III и даже во II вв.
до н. э. раба ещё не включали в состав имущества, рабы отвечали за некоторые
проступки перед судом, не поощрялось и жестокое обращение с ними. Более
того, невольники могли получить пекулий с обязательством выплаты части
дохода своим господам. Пекулий на правах владения получали городские рабы,
ремесленники, вилики, пастухи, земледельцы. Наделение пекулиями
обусловливало имущественное расслоение рабов и сближение какой-то их части
со свободными. Но с завершением Пунических войн и выходом Рима за пре делы
Италии их положение начинает меняться в худшую сторону; именно Рим явит нам
образцы наибольшей бесчеловечности в обращении со своими невольниками.
Впрочем, и это время являет примеры гуманизма. Так, тот же Варрон отнюдь не
безразличен к запросам и даже правам "говорящих орудий", напротив, он
убеждал рабовладельцев не использовать бич там, где желаемого можно добиться
словом. Методы принуждения должны быть более гибкими, и он рекомендует даже
советоваться с прилежными рабами; его убеждение состоит в том, что
невольники работают лучше, если хозяин щедрее оделяет их пищей, не скупится
на одежду, позволяет отдохнуть и даёт некоторые послабления и льготы.
Однако, сколь бы серьёзными ни были отличия Рима от Греции, завершение
демократических реформ, связываемое с уравнением в правах плебеев и
патрициев, и в Вечном городе совпадает с прехождением некоего
количественного рубежа в накоплении военнопленных, рабов-иноплеменников, по
отношению к которым уже не действовали практически никакие - ни родственные,
ни племенные, ни религиозные, ни моральные ограничения. (Впрочем, не
последнюю роль сыграл и рост числа его неравноправных "союзников".) Словом,
не противостояние разделённых антагонистическими интересами сословий (хотя,
конечно, и оно тоже) - обеспечение жизнеустойчивости государства в условиях
вынужденного сосуществования его граждан с подавляющим своей численностью
контингентом, права которого - где частично, где полностью - отчуждаются в