"Евгений Елизаров. Эволюционизм или креационизм?" - читать интересную книгу автора

нами как алфавит.
Совокупность же лексических единиц:
"восемь год двадцать май наполеон один один пять смерть сто тысяча",
напротив, позволяет выделить некоторые элементы алфавита. Хотя, конечно, и
не дает никакой уверенности в том, что алфавит будет представлен полностью.
Та же совокупность лексических единиц не дает никакой возможности
построить осмысленную фразу. Правда, иллюзия сохраняется и здесь но вновь
вспомним, что фраза должна строиться по правилам языка, законы которого
нам абсолютно неизвестны. (впрочем, это даже не абстрактное предположение,
но фактическое условие задачи, ибо "по определению" никаких высших уровней
еще нет.)
Но и относительно связная фраза: "Наполеон смерть пять май одна тысяча
восемь сто двадцать один год" все еще не обладает никаким смыслом.
Видимость того, что здесь утверждается о дате смерти Наполеона - только
видимость. Дело в том, что связь между числительными предполагает
известные сведения о летосчислении, но никаких представлений о нем у нас
нет, уже по условию. Связь значений слов "смерть" и "человек" так же
задается только на высшем из приведенных здесь уровней, по существу она
утверждает о наличии каких-то философских обобщений, касающихся суетности
бытия и смертности всего сущего. Но подобными знаниями мы так же - "по
определению" - еще не располагаем, ибо высший уровень все еще недоступен
нам.
Таким образом, только знаковый для всей истории девятнадцатого столетия
факт: "Наполен умер пятого мая 1821 года" наполняет смыслом каждую
структурную единицу этой записи, а значит, формирует и уровень фразы, и
уровень лексикона, и уровень алфавита. Но это исключительно потому, что за
общим этим утверждением стоит и весь язык, и вся система знаний,
позволяющая нам устанавливать строго определенные отношения между всеми
элементами действительности, отображенными в составе данного предложения.
Стоит свести все только к самому предложению, как немедленно исчезнет и
весь смысл, и определенность всех структурных составляющих этой записи.
Общий вывод заключается в том, что смысл любому тексту придает, в конечном
счете, только высший иерархический уровень. Незнание его законов лишает
смысла любую запись. Так, египетские иероглифы были известны давно, но
долгое время спорили о том, что они представляют собой определенную
письменность. Поэтому в иероглифических записях зачастую отказывались
видеть фиксацию каких-то фактов, они уподоблялись чему-то вроде
национальных орнаментов.
Напротив, язык как целое способен придать смысл и заведомо бессмысленным
знакосочетаниям. Иллюстрируя эту мысль, известный российский лингвист Лев
Владимирович Щерба для вступительной лекции по "Введению в яыкознание"
построил искусственную фразу, ставшую с тех пор известной каждому
начинающему лингвисту: "Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит
бокренка".
Ни одно слово этой фразы не содержится в русском языке, больше того, слова
специально подбирались им таким образом, чтобы их не было бы и во всех
других распространенных языках. И тем не менее мы каким-то странным
образом догадываемся обо всем том, что говорится в ней. Больше того, мы
угадываем довольно тонкие детали происходящего. Мы явственно различаем,
что куздра, бокр и бокренок - это некие живые существа, причем последний -