"Евгений Елизаров. Природа начала. Слово о слове." - читать интересную книгу автора

Таким образом, одной - любой! - морали всегда противостоит какая-то
другая, выражающая интересы другого класса, иной социальной группы.
Классическим - в рамках еще недавно привычной для нас аксиоматики -
является (и в самом деле не только абстрактно-теоретическое)
противостояние моралей рабовладельческой и феодальной, феодальной и
буржуазной - и так далее.
Нравственность в отличие от всего этого абсолютна. Она не может выражать
интересы какой-то ограниченной социальной группы (пусть даже этой группой
будет самый прогрессивный из всех знакомых истории класс), и даже
какого-то народа в целом (пусть даже им будет великий советский народ
народ-строитель коммунизма). Нравственность, если пользоваться такими
категориями, как "выражением интересов", "выражает интересы" человека
вообще, безотносительно к его национальной, классовой, профессиональной
или любой другой принадлежности. Интересы человечества в целом. Любое
нравственное действие всегда предстает как некоторая персонифицированная
всеобщность, и абсолютность императива, подвигнувшего человека на
действие, проявляется в том, что индивидуум здесь встает на позиции
абсолюта, человека вообще, человеческого общества в целом. Отдельный
индивидуум в своем дискретном действии решает за весь человеческий род; в
нравственном действии он - полномочный его представитель, и только в той
мере, в какой он его представляет, - он нравствен.
Таким образом, любая, пусть даже самая "прогрессивная" мораль пусть даже
самого "прогрессивного класса" всегда будет противостоять нравственности.
Классический пример едва ли не абсолютной безнравственности - откровения
Никколо Макиавелли, - это ведь тоже мораль. Правда, макиавеллизм - это
крайний случай, это, так сказать, голый принцип, доведенный до его полного
логического завершения. Но если честно, то знаем ли мы хотя бы один пример
действительно безупречной морали? То есть морали, не исключающей из сферы
своего действия никого. Даже какого-нибудь закоренелого опасного
преступника. А ведь нравственные абсолюты, скажем, абсолют: "Не убий",
отступления от которого легко оправдываются в системе едва ли не любой
морали, распространяется и на него. "Осуди зло, но прости грешника" -
подняться до такой высоты не смогла еще ни одна мораль.
Впрочем, ничего удивительного в том, что мораль (кстати, не только в
тоталитарных режимах) отождествляется с нравственностью, нет. В какой-то
степени это даже естественно. Ведь любая социальная группа, будь то
профессиональное объединение, класс, нация или даже содружество наций,
стремится не только к полной реализации своих интересов, но и к созданию
наиболее комфортных условий этой реализации. Отсюда и пропаганда своей
морали как какого-то общечеловеческого начала, т.е. прямое отождествление
морали с нравственностью.
Удивительней всего то, что такая пропаганда "своей" морали очень часто
(если не сказать: почти всегда) достигает цели. Другими словами, мораль
даже очень одиозного толка в результате интенсивного "промывания мозгов"
начинает восприниматься теми, кто воспитывался в системе ее аксиоматики,
именно как высшая - общечеловеческая! - ценность. Сегодня, после
разоблачения преступлений сталинизма, мы склонны поражаться той,
граничащей с прямым обожествлением, памятью, которую и по сию пору хранят
многие из живых свидетелей прошлого к давно ушедшему из жизни
генералиссимусу. Ничто из ставшего достоянием гласности оказалось не в