"Евгений Елизаров. Ленин. Природа легенды" - читать интересную книгу автора

бравирующей своим экстремизмом организации были свои "левые": партия
Ленина никогда не была монолитом. Но если такие функционеры, как Зиновьев
и Каменев были "правыми" то позиция Ленина располагалась много левее
большевистского "центра". Иными словами, даже в этой, наиболее "левой"
партии Ленин был одним из "самых левых".
Если вдуматься, то даже в период острых разногласий, вызванных мирными
переговорами с Германией, позиции Ленина были куда более радикальными,
куда более "левыми", чем позиции так называемых "левых коммунистов".
Лозунг "защиты отечества" - часто вполне дежурная вещь, и даже самая
острая пропаганда того, что "лучше умереть стоя, чем жить на коленях", не
требует от человека ни какого-то особого мужества, ни особой решимости.
Больше того, лозунги подобного рода куда чаще провозглашаются из-за
элементарного отсутствия гражданского мужества, из простой боязни быть
обвиненным в недостатке смелости и патриотизма. Поэтому весной 1918
открытое требование (не то что позорного - прямо похабного - выражаясь
словами самого Ленина) мира означало собой значительно больший
радикализм, нежели радикализм самых воинствующих сторонников войны.
Своеобразным критерием здесь может служить опасность политической смерти:
публичное требование "р-р-революционной" войны в условиях на глазах
развертывающейся агрессии никогда не сопрягается с риском потери
политических очков, самое худшее, что может случиться здесь, - это игра
вничью. Безоговорочная же капитуляция перед вконец зарвавшимся супостатом
(особенно если в твоем прошлом еще не забытое обвинение в платном
сотрудничестве с врагом) вполне способно обернуться не только гражданским
самоубийством, но и прямым линчеванием
Но обратим внимание еще на одно парадоксальное обстоятельство: на своих,
как правило, крайне левых позициях Ленин в самые решительные, поворотные
моменты истории русской революции оказывался в меньшинстве. Это
обстоятельство поистине парадоксально. Ведь если личные позиции
политического лидера не опираются на поддержку большинства (или достаточно
большой группы, способной организационным маневром обеспечить требуемое
большинство), то устойчивость его как лидера может быть обеспечена либо
подавляющим личным авторитетом, т.е. подавляющим нравственным или
интеллектуальным превосходством над всеми своими оппонентами, либо
принадлежностью к политическому "центру", либо тем и другим одновременно.
Между тем никакого заметного (и уж тем более подавляющего) нравственного
или интеллектуального превосходства над своими товарищами по партии, как
мы видели, не было, да и не могло быть; очевидная же принадлежность
Ленина к одному из организационных полюсов, как правило, не находящему (
во всяком случае вначале) поддержки большинства партийного руководства,
делает не то что парадоксальным - откровенно загадочным и незыблемость
ленинских позиций в ЦК и сохранение самого ЦК как коллектива
единомышленников, не раздираемого центробежными процессами.
Впрочем, загадка остается загадкой лишь до тех пор, пока в стороне от
рассмотрения остается такая тонкая материя, как социальная база партии. До
сих пор речь шла только о партийной интеллигенции, и даже не о ней, а о
количественно почти неуловимой ее части, что составляла круг высшего
партийного руководства. Но, как и в любой армии, генералитет которой легко
уподобляется нулю, не значащему самим собою решительно ничего, но при
формировании порядка числа способному, как минимум, удесятерить его,