"Евгений Елизаров. Ленин. Природа легенды" - читать интересную книгу автора

то, чтобы дать народу землю, они были бы нравственно обязаны поддержать
это мероприятие даже в том случае, если бы все лавры доставались бы одним
большевикам.
Многие идеи в истории духа остаются нетленными памятниками человеческому
гению. Уже одна только эта идея могла бы обессмертить имя Ленина... если
бы было дозволительно венчать лаврами человека, добывшего победу нечестным
путем. Правда, боксера, неожиданно бьющего ниже пояса, немедленно
дисквалифицируют - победившего же политика пропагандистский аппарат тут же
обряжает в белоснежные ризы.
Впрочем, при всей блистательности этого запрещенного приема победа отнюдь
не гарантировалась вероломно сделанным ходом, он давал лишь определенную
оттяжку времени - и не более того. При сложившемся повороте событий
перспектива гражданской войны становилась даже более осязаемой.
Вдумаемся. Пойти до конца по пути честной реализации чужой программы,
означало бы потерпеть поражение: ведь целью любого политического движения
является осуществление своей. Поэтому во имя исключения перспективы
неизбежной трансмутации партии возврат к первоначальным лозунгам
большевизма рано или поздно встал бы на повестку дня. Отсюда маневр с
украденной программой ни в коем случае не мог рассматриваться как
подлинное изменение собственных лозунгов большевизма под давлением
реальной действительности, это был лишь временный маневр, дающий
возможность собраться с силами и заставить-таки крестьянство принять
именно большевистскую программу.
Ленину как политическому деятелю была бы и в самом деле грош цена, если бы
он заранее не "просчитал" все следствия, закономерно вытекающие из этого
вероломного шага. Прямым же следствием его должна была стать гражданская
война (правда, развязанная уже в более благоприятных для овладевших мощью
государственной власти большевиков обстоятельствах). Именно создание этих,
более благоприятных, условий развязывания гражданской войны, строго
говоря, и было целью программного маневра.
Иными словами, умысел налицо, и самое большее, что можно сделать здесь, -
это низвести прямой умысел до степени косвенного. Отрицать наличие умысла
в этих обстоятельствах означало бы одно из двух: либо полностью отказать
Ленину во всякой способности предвычисления следствий из предпринимаемых
им политических шагов, либо согласиться с тем, что Ленин полностью и
безоговорочно капитулировал перед обстоятельствами, согласившись на
честную реализацию программы, против которой он сражался всю свою жизнь.
Ясно, что ни то, ни другое предположение не может выдержать никакой
критики: все, что мы знаем о Ленине, прямо вопиет против таких чудовищных
предположений.
Можно, конечно, спасая репутацию вождя, говорить о том, что расчет
строился на другом основании: дескать существовала уверенность в том, что
завоевав власть большевики сумеют-таки убедить крестьянство в
преимуществах именно их программных положений.
А если нет? Я не случайно говорю об умысле косвенном. Ленин мог и обязан
был предвидеть возможность того, что тысячелетиями складывавшаяся
психология крестьянина не изменится вдруг даже в состоянии эйфории от
завоевания власти их политическим "союзником" - пролетариатом. В противном
случае говорить о нем как о реальном политике вообще нет никакой
возможности. Словом, как ни крути, а был, был умысел. Пусть только и