"Мирча Элиаде. Двенадцать тысяч голов скота " - читать интересную книгу автора

себе из графина, и тут Горе, понизив голос, спросил:
- Ты такого Пэунеску знаешь?
- Из Министерства финансов? - живо откликнулся трактирщик.
Он поднес бокал к губам, но не выпил, будто в последнюю минуту вспомнил
о чем-то.
- Из Министерства финансов, - подтвердил Горе.
Трактирщик опрокинул бокал и отер губы тыльной стороной ладони.
- Он жил здесь рядом, в доме четырнадцать, но теперь переехал. После
бомбежки, - прибавил он и насмешливо подмигнул. - Говорят, получил приказ из
министерства.
И он снова хитро подмигнул. Но Горе не заметил. Он протянул руку и,
нащупав на столе свой пестрый платок, стал снова рассеянно и будто нехотя
утирать лоб и щеки, а потом вдруг сказал:
- Мне он ничего не говорил. Сказал только, что, если чего понадобится,
не искать его в министерстве, а идти прямо на улицу Красавицы. Но в доме
четырнадцать уже никто не живет. Ни души...
- Он переехал после бомбежки, - повторил трактирщик, снова неспешно
возвращаясь к стойке. - Сколько же тогда погибло людей!
Вошли два шофера и молча уселись у неразбитого окна. Вид у них был
мрачный. Горе, держа часы в вытянутой руке, разглядывал циферблат.
- Десять минут первого, - тяжело вздохнув, сообщил он.
- Теперь уж, видно, не будет. Сегодня пронесло. С Божьей помощью
пронесло...
Горе торопливо засунул в карман жилетки часы, хлопнул по столу и
крикнул:
- Счет, начальник, я тороплюсь! Потом не без усилия встал, взял шляпу и
нетвердыми шагами подошел к стойке.
- У меня дела. Тороплюсь, - несколько раз повторил он громко, будто
обращаясь ко всем в трактире.
Отсчитал несколько банкнот, не дожидаясь сдачи, крепко пожал руку
хозяину и со словами: "Ты еще услышишь обо мне, ты еще услышишь о Янку
Горе" - вышел.
Улица обдала его ласковым теплом майского полдня. Пахло шиповником и
нагретой щебенкой. Горе нахлобучил шляпу и медленно пошел прочь.
- Мошенник! - прошипел он сквозь зубы, проходя мимо дома номер
четырнадцать.
Это был ничем не приметный дом с потрескавшейся штукатуркой, каких
много в предместье.
- Жулье! Меня кормит обещаниями, а сам смылся. Трус и жулик! Сгинул,
укрылся в безопасном месте с моими тремя миллионами! Оставил меня здесь под
бомбежкой.
От злости Горе быстро дошагал до конца улицы и вдруг остановился как
вкопанный, несколько раз выругался и почти бегом вернулся назад. Перед домом
четырнадцать он снял шляпу и всей ладонью надавил на кнопку звонка. Он долго
стоял так, держа в одной руке шляпу, а другой давя на звонок и прислушиваясь
к долетавшему из пустого дома одинокому, зловещему звуку. На лице у него
выступили капли холодного пота, но что-то мешало ему снять руку со звонка и
сгинуть. Может, все та же злость.
И тут - невероятно! - пронзительный звук сирены. Горе почувствовал:
сейчас обмякнут ноги - и в отчаянии поднял глаза к небу. По выцветшей его