"Мирча Элиаде. Девица Кристина (фантастический реализм) " - читать интересную книгу автора

- Очень просто, - ответил профессор. - Очень...
И вдруг задохнулся. На минуту они скрестили взгляды, пытаясь понять,
почувствовал ли другой то же самое, тот же мгновенный приступ ужаса, потом
одновременно схватились за стаканы, залпом выпили. Профессор больше не
прятал лицо в ладони, на этот раз коньяк пошел ему на пользу. Все же он не
посмел вслух задать Егору вопрос, прочтя по его глазам, что и тот пережил
миг давящего, липкого ужаса. Как будто кто-то приблизился к ним и
расположился слушать, кто-то, кого не видишь, но чье присутствие чует кровь
и отражают глаза товарища...
Надо было спешно заговорить о чем угодно. Егор судорожно подыскивал
тему. Что-нибудь подальше от этой комнаты, от этого часа. Как назло, мозг
работал вхолостую. И даже страх прошел. Да, он тоже почувствовал нечто, чему
не знал подобия, смесь чудовищного омерзения и ужаса. На какую-то долю
секунды. Достаточно было взяться за стаканы и сделать глоток коньяка, чтобы
все стало на свои места.
- Вы бывали в Марселе? - наобум спросил он, снова разливая коньяк по
стаканам.
- Да, но давно, - быстро ответил профессор. - Сразу после войны. С тех
пор многое переменилось...
- Там есть один бар, рядом с отелем "Савойя", - заговорил Егор. -
Называется "Морская звезда". Это точно, название я запомнил. А в баре такой
обычай: если тебе пришелся по душе коньяк, надо спеть...
- Прекрасная мысль! - воскликнул профессор. - Но у меня нет голоса.
Егор посмотрел на него с сожалением. "Опять стесняется". Он поднес
стакан к губам и, прежде чем сделать глоток, вдохнул в себя коньячные пары.
Потом, слегка запрокинув голову, запел:

Les vieilles de notre pays
Ne sont pas des vieilles moroses,
Elles portent des bonnets roses...*
______________
*
У нас старушек не найдешь
Угрюмых - никогда!
А в шляпках розовых - о да!
(франц.)



III

В дверь стучали, и г-н Назарие решил по-настоящему проснуться. Уже
добрых полчаса он плавал в полусне. Приоткрывал глаза, ощущал свежесть утра,
залитую светом комнату и неудержимо засыпал. Сон был воробьиный, прерывистый
и оттого еще более роскошный. Борясь с ним, человек словно бы растягивал
блаженство, которое вряд ли когда еще ему перепадет. И чем упорнее он
сопротивлялся сну, тем неодолимее в него соскальзывал. Еще минутку, еще,
еще... Как будто подспудно в нем тлела уверенность, что блаженство это
эфемерно, что очень скоро он будет отторгнут от благодати этого парения и
выкинут на твердую почву дня. Стук в дверь разбудил его со всей