"Борис Ельцин. Президентский марафон (мемуары)" - читать интересную книгу автора

Там, в ЦКБ, было у меня время подумать.
В принципе, катастрофы со здоровьем случались на протяжении всей жизни.
Прободение язвы, травма позвоночника после аварии самолета в Испании,
инфаркты, были и операции, и дикие боли. Но периоды болезни, плохого
самочувствия, как правило, чередовались с работой по 20 часов в сутки, с
моментами чрезвычайной активности, с тяжелейшими нагрузками. Падал, вставал
- и бежал дальше. Мне так было нужно. Иначе жить не мог.
Сейчас, лежа в палате ЦКБ, я понимал - отныне, наверное, будет как-то
по-другому. Но ощущение легкого дыхания, ощущение свободы не проходило. Не
болит! И это самое главное! Скоро я
буду на работе!

20 ноября сняли послеоперационные швы. Первый раз вышел в парк. Гуляли
вместе с Наиной, Таней, внучкой Машей. Сказал несколько слов тележурналистам
- пообещал скоро выйти на работу.
А в парке было сыро, тихо и холодно. Я медленно шел по дорожке и
смотрел на бурые листья, на ноябрьское небо - осень. Осень президента.
22 ноября я переехал в Барвиху. Торопил врачей, теребил их: когда?
когда? когда? Врачи считали, что после Нового года - в начале января - я
смогу вернуться в Кремль. У меня сразу поднялось настроение. Я шутил, всех
подначивал. Все никак не мог привыкнуть к ощущению, что сердце не болит.
Сколько же месяцев, да нет, лет я провел с этим прижатым сердцем, будто
кто-то давил, давил изнутри все сильнее и все никак не мог додавить...
Семья радовалась моему состоянию. Я впервые за долгое время приносил им
радость. Только радость.
Если так и пойдет, через год уже все будет в норме и я уйду из-под
опеки кардиологов. Доктор Беленков, очень тонко улавливающий мое состояние,
попросил: "Борис Николаевич, не форсируйте. Это добром не кончится. Не
рвитесь никуда".
4 декабря я переехал из санатория на дачу в Горки, можно сказать,
домой. Родные заметили, что я сильно изменился. "Как изменился-то?" -
спрашиваю. "Ты какой-то стал добрый, дедушка", - смеется внучка Маша. "А я
что, был злой?" - "Да нет, просто ты стал всех вокруг замечать. Смотришь
по-другому, реагируешь на все как-то по-новому".
Да я и сам чувствовал, как изменился внутренне после операции. Каким
вдруг стал ясным, крупным, подробным мир вокруг меня, как все в нем стало
дорого и близко.

9 декабря я перелетел на вертолете в Завидово, где должен был
восстановиться окончательно.
Туда, в Завидово, ко мне приехал Гельмут Коль. В сущности, это не был
дипломатический визит. Гельмут просто хотел меня проведать. Увидеть после
операции. И я ему очень благодарен за это. Это было очень по-человечески,
искренне. Я угостил Гельмута обедом. И обратил внимание, что он как будто
хочет заразить меня своим аппетитом к жизни: отведал каждое блюдо,
попробовал русское пиво. Молодец Гельмут, в любой ситуации ведет себя
естественно, уплетает за обе щеки. Мне, в принципе, это нравилось. Я
представил Гельмуту Колю Сергея Ястржембского, своего нового
пресс-секретаря. Он посмотрел на него ровно секунду и улыбнулся: "Понятно,