"Станислав Борисович Елаховский. На лодках через снежные горы " - читать интересную книгу автора

вещи. А во-вторых, надо как следует выспаться - ведь завтра нам
предстоит еще и плыть,
- Я завтра не дежурный, Петр дежурит, пусть он и готовит завтрак. А
насчет сна - за меня не беспокойся, я могу
выдержать без сна и больше.
- Это ты брось - слегка насмешливо, как обычно, сказал Вилен. Он,
видимо, все еще считал, что Борис шутит.- Мне с
тобой плыть в одной байдарке. Что же, веслом тебя тыркать
все время, чтобы не уснул?
Борис ничего не ответил и стал пристегивать крепления к лыжам.
- Еще вопрос. Ты опять намерен идти один?
- Да.
Очень мило. Что с Борисом? Может быть, кто-то из нас обидел его?
Может быть, вчера, у каньона? Я лазил тогда с фотоаппаратом с одной
скалы на другую, все щелкал. Черные отвесные скалы. Ледопад. Наверное, у
меня был непривлекательный вид дотошного репортера, Борису пришлось это
как-то против шерсти, и он не стал снимать кинокамерой. А вернее, он просто
очень устал после четырех трудных дней. Петр тогда и сказал ему, мол, что ты
делаешь, пропускаешь такие кадры. Это не повторяется. И свет как по заказу -
солнце сбоку, редкие облака. Ясно, что после этого Борис совсем взвился. А
Петр еле удержался, чтобы не попросить у него камеру. Потом, когда мы ушли
дальше, где-то на остановке Петр опять вспомнил этот каньон и с присущей ему
прямотой сказал Борису, что не снимать в таком месте - это кроме всего
прочего еще и свинство по отношению к своим спутникам. Неважно, что
киноаппарат собственный, в сложном походе все общее, и кино - это дело всех.
Борис на это ответил, что кино он снимает не для географического общества
или для телевидения, а лично для себя. Чтобы показывать потом, в старости,
внукам - смотрите, мол, где был дед.
Разговор тогда так ни к чему и не привел, но, видимо, Борис после него
в душе что-то затаил. И вот теперь...
Борис продолжал подгонять крепления лыж к сапогам. Если тогда не
снимать каньон было, как сказал Петр, свинством, то теперь собираться за
семь километров одному - это не лезло уже ни в какие ворота. Тем более что
идти-то туда уже нет смысла: когда Борис придет в каньон, солнце зайдет за
гребень соседней горы. А потом кадры уже будут не те - людей и нарт там
никто ему не выставит. Только каньон. Снег и скалы.
- Лучше тебе не ходить.
- Это я уж сам знаю, что лучше.
- Тогда так: я не разрешаю тебе идти сейчас в каньон.
Борис повернулся и, опуская лыжи на снег, сказал мне с усмешкой:
- Смотри-ка, какой командир роты. А у нас, между прочим, здесь не
армия. Кроме того, я в отпуске.
Наверное, я очень невыдержанный или вообще не гожусь даже в маленькие
начальники. Не знаю. Но меня прорвало - я выложил все, что думал: и насчет
отпуска, и насчет того, что у нас тут не армия. Борис продолжал как ни в чем
не бывало возиться с креплениями. Вопрос встал ребром: руководитель я похода
или нет и что у нас тут - спортивная группа со всеми обычными формами ее
организации или вольный сброд? Вопрос стоял именно так, и у меня оставался
лишь один, последний шаг, который на парламентском языке называется
голосованием о доверии.