"Антуан Сент-Экзюпери. Письма, телеграммы, записи" - читать интересную книгу автора

меня направили в эскадрилью истребителей (...) Я не люблю войну, но не могу
оставаться в тылу и не взять на себя свою долю риска (...) Надо драться. Но
я не имею права говорить об этом, пока в полной безопасности прогуливаюсь в
небе над Тулузой- Это было бы непристойно. Верни мне мое право подвергаться
испытаниям. Великая духовная гнусность утверждать, что тех, кто представляет
собой какую-то ценность, надо держать в безопасности! Лишь будучи активным
участником событий, можно сыграть действенную роль. И ежели представляющие
собой ценность являются солью земли, они должны смешаться с землей. Нельзя
говорить "мы", когда стоишь в стороне. А если говоришь, тогда ты просто
сволочь.


ПРИМЕЧАНИЯ И КОММЕНТАРИИ

(1) Шансор Норбер (1893-1955) - французский авиатор, в 1939г.
возглавлял управление авиационной промышленности в министерстве авиации.
(2) Боже милостивый, чего мы ждем! - Англия и Франция вплоть до мая
1940 г. не вели активных боевых действий против Германии на западном фронте
(т. н. "странная война"), по-прежнему надеясь повернуть гитлеровскую
агрессию против СССР.
(3) Дора Дидье (1891-1969) - французский авиатор, в 20-х гг. был
директором по эксплуатации в компании "Аэропосталь", где и познакомился с
Сент-Экзюпери; считается прототипом Ривьера в его повести "Ночной полет"
(1931). В начале войны он предлагал Сент-Экзюпери назначить его в авиагруппу
связи для перевозки высокопоставленных лиц. Сент-Экзюпери это предложение
отклонил.
Сергей Зенкин
Письмо Х. [Тулуза, "Гран отель Тиволье", начало ноября 1939 г.]
Перевод: С французского Л. М. Цывьян
Я только что провел двое суток на дежурстве. Спал на полу среди
телефонов и шифровок. Просыпался в беленой комнатушке, ел в промерзшем
буфете, словно мальчишка в школьной столовке. И находил в этом невыразимую
радость. Ощущение домашних шорохов, будничности, кладовок. Мне хотелось бы
раствориться в этом. Потому что я не вижу смысла в обломках ничтожного
буржуазного существования, в этом отвратительном Лафайете(1), в этом
хождении по взлетным полосам, в шатании вокруг ангаров. Я не гожусь для
этого. Мне хочется стать пищей для корней дерева. Тогда бы я чувствовал
птиц, что находят на нем приют. Чудо безымянности, вроде безымянности пилота
авиалинии или летчика-истребителя, или монастырского затворника, в том и
состоит, что потихоньку, незаметно чем-то становишься. В процессе
естественного переваривания превращаешься в нечто иное. Просить для меня не
тягостно. Я не прошу ни чинов, ни пособия. Я прошу, чтобы меня послали на
фронт, в истребительную авиацию. Для меня это жизненная необходимость. И
пусть это трудно, пусть даже безумно сложно, я все равно не испытываю
угрызений совести оттого, что прошу: это первая моя к тебе просьба о столь
большой услуге. Не ходи сразу к Дора. Дора меня не выручит. Я обязан
участвовать в этой войне. Все, что я люблю, - под угрозой. В Провансе, когда
горит лес, все, кто не сволочь, хватают ведра и лопаты. Я хочу драться, меня
вынуждают к этому любовь и моя внутренняя религия. Я не могу оставаться в
стороне. Как можно скорей добейся моего перевода в истребители.