"Антуан де Сент-Экзюпери. Письмо заложнику" - читать интересную книгу автора

бесплодными. Мы хотим утвердить уважение к человеку. Мы в одном стане -
зачем же нам ненавидеть друг друга? Никто из нас не вправе себе одному
приписать чистоту помыслов. Во имя пути, который я избрал, я могу отвергнуть
путь, избранный другим. Я могу оспаривать ход его мысли. Ход мысли не всегда
верен. Но если человек стремится к той же звезде, мой долг - его уважать,
ибо мы братья по Духу.
Уважение к Человеку! Уважение к Человеку!.. Если в сердцах людей
заложено уважение к человеку, люди в конце концов создадут такой
общественный, политический или экономический строй, который вознесет это
уважение превыше всего. Основа всякой культуры прежде всего - в самом
человеке. Прежде всего это - присущая человеку слепая, неодолимая жажда
тепла. А затем, ошибаясь снова и снова, человек находит дорогу к огню.

VI


Вот потому-то, друг мой, мне так нужна твоя дружба. Мне, как глоток
воды, необходим товарищ, который, поднимаясь над спорами, рожденными
рассудком, уважает во мне паломника, идущего к этому огню. Мне так нужно
хоть изредка заранее вкусить обетованного тепла, немного подняться над собой
и отдохнуть на высотах, где мы непременно встретимся.
Я так устал от словесных распрей, от нетерпимости, от фанатизма! К тебе
я могу прийти, не облачаясь в какой-либо мундир, не подчиняясь заповедям
какого бы то ни было Корана, ни в какой малости не отрекаясь от моей
внутренней родины. Перед тобой мне нет нужды оправдываться, защищаться,
что-то доказывать; с тобой я обретаю душевный мир, как тогда в Турню. За
моими неуклюжими словами, за рассуждениями, в которых я могу и запутаться,
ты видишь во мне просто Человека. Ты чтишь во мне посланца тех верований,
привычек и пристрастий, которых, может быть, и не разделяешь. Если я чем-то
на тебя не похож, я этим вовсе не оскорбляю тебя, а, напротив, одаряю. Ты
расспрашиваешь меня, словно путешественника.
Как всякий человек, я жажду, чтобы меня поняли, в тебе я чувствую себя
чистым - и я иду к тебе. Меня влечет туда, где я чист. Ты узнал меня таким,
какой я есть, вовсе не по моим рассуждениям и поступкам. Нет, ты принимаешь
меня таким, какой я есть, и потому, если надо, примиришься и с моими
рассуждениями, и с поступками. Спасибо тебе за то, что ты принимаешь меня
вот таким, какой я есть. Зачем мне друг, который меня судит? Если меня
навестил друг и если он хромает, я сажаю его за стол, а не требую, чтобы
он пустился в пляс.
Друг мой, ты нужен мне, как горная вершина, где вольно дышится! Мне
нужно еще раз сесть с тобою рядом на щелястой деревянной веранде скромной
гостиницы на берегу Соны, и позвать к нашему столу двух матросов, и
чокнуться с ними в мирном свете улыбки, подобной восходу солнца.
Если я еще смогу вернуться в строй, я буду сражаться и за тебя. Ты мне
нужен, чтобы тверже верилось: он еще настанет, час той улыбки. Мне нужно
помогать тебе жить. Я вижу тебя - ты так слаб, тебе грозит столько
опасностей, нелегко тебе в пятьдесят лет, дрожа от холода в изношенном
пальтишке, долгие часы стоять в очереди у какой-нибудь убогой лавчонки,
чтобы кое-как протянуть еще день. Ты француз до мозга костей, и я знаю,
смерть грозит тебе вдвойне: за то, что ты француз, и за то, что ты еврей. Я