"Антуан де Сент-Экзюпери. Письмо заложнику" - читать интересную книгу автора

я, - те, кто мне нужен, как путеводная звезда, чтобы не сбиться с дороги.
Чтобы знать, куда возвратиться. Чтобы не сгинуть.
В этих-то людях и умещалась сполна и через них жила во мне моя родина.
Так для мореплавателя суша воплощена всего лишь в свете нескольких маяков.
По маяку не измеришь расстояния. Просто его свет стоит перед глазами. И в
этой путеводной звезде - все чудеса далекой суши.
И вот сегодня, когда Франция, теперь уже полностью захваченная врагом,
затерялась в безмолвии со всем своим грузом, словно корабль, на котором
погашены все огни и неизвестно, уцелеет ли он среди бурь, - сегодня судьба
тех, кого я люблю, терзает меня куда сильнее, чем любой одолевающий меня
недуг. Оказывается, само бытие мое в опасности оттого, что мои любимые так
беззащитны.
Тому, о ком так тревожно сегодня ночью твердит мне память, пятьдесят
лет. Он болен. И он еврей. Уцелеет ли он среди ужасов немецкой оккупации?
Чтобы представить себе, что он еще дышит, мне надо верить: захватчики о нем
не подозревают, его укрыла надежная крепость - молчание крестьян приютившей
его деревни. Тогда лишь я верю - он еще жив. Тогда лишь, далекий скиталец в
необъятных владениях его дружбы, я могу чувствовать себя не эмигрантом, но
путешественником. Ибо пустыня совсем не там, где кажется. В Сахаре
несравнимо больше жизни, чем в столице, и людный город, полный суеты, - та
же пустыня, если утратили силу магнитные полюсы жизни.

III


Как же творит жизнь то силовое поле, которым мы живы? Откуда она, сила
тяготения, которая влечет меня к дому друга? В какие решающие мгновенья стал
он одним из полюсов, без которых я себя не мыслю? Из каких неуловимых
событий сплетаются узы вот такой неповторимой нежности и через нее - любовь
к родной стране?
Нет, подлинные чудеса не шумны. И самые важные события очень просты.
Случай, о котором я хочу рассказать, так неприметен, что мне надо вновь
пережить его в воображении, надо говорить с тобою, друг мой.

Тот день, незадолго до войны, мы провели на берегу Соны, возле Турню.
Позавтракать решили в ресторанчике, дощатая веранда его выступала над рекой.
Мы уселись за простой деревянный стол, изрезанный ножами посетителей, и
спросили два перно. Врач запретил тебе спиртное, но в особых случаях ты
плутовал. А это, конечно, был случай особый. Мы сами не знали почему, но так
уж оно было. Мы радовались чему-то столь же неосязаемому, как плоть
светового луча. И ты решился выпить праздничный стаканчик перно. А в
нескольких шагах от нас два матроса разгружали барку, и мы предложили им
выпить с нами. Мы окликнули их сверху, с веранды. И они пришли. Просто взяли
и пришли. Так естественно было их позвать - наверно, как раз потому, что в
душе у нас, неизвестно отчего, был праздник. Конечно же, они не могли не
отозваться. Итак, мы чокнулись!
Пригревало солнце. Теплым медом оно омывало тополя на другом берегу и
равнину до самого небосклона. Нам становилось все веселей, а почему - бог
весть. Но так надежно, без обмана светило солнце и текла река, и трапеза
наша была настоящей трапезой, и матросы пришли на зов, и служанка подавала