"Борис Екимов. "Пастушья звезда". Рассказ. {new,h}" - читать интересную книгу автора

- Вот моя тоже с армяном спуталась,- вспомнил Чифир,- потом жалела, да
поздно. За мной она жила - горя не знала.
Тимофей рассеянно слушал, уже не в первый раз, печальную повесть прежней
жизни Чифира.
Отсюда, из глубины хозяйского двора, с левады, хутор был виден по-иному.
Дальняя усадьба, стоящая чуть на отшибе, под горой, показалась знакомой.
Не там ли дед проживал? Не там ли он, Тимофей, появился на свет?
Крутое плечо холма, а под ним, в затишке, дом среди грушевых деревьев. У
подножия холма били два родника, оправленные в дикий камень. Из них брали
воду, поили скотину в дубовых колодах.
Тимофей пошел к усадьбе напрямую, через левады. Рядом поспешал Чифир.
- Она ведь со мной горя не знала. Приду с работы - все сделаю. Сам
варил, сам девчат купал. Накупаю их, посажу в кровать, они сидят,
чистенькие мордашки, аж светятся. Я все умел: борщ варил, даже суп харчо.
Плов умел делать. Казан достал специальный для плова.
Тимофей не слушая шагал и шагал к усадьбе. Чифир семенил рядом, боясь
отстать. Прошлое, вся жизнь его нынче в голове трезвой так ясно поднялась.
И носить в себе эту боль было горько и невозможно. А кому рассказать? Лишь
этому человеку.
- Я и шить умел. Ей-богу, правда... Сам научился. Машинку швейную
купили, жена не захотела. А я помаленьку начал, и пошло...
Усадьба деда, а может, вовсе не она, но такая похожая, лежала в ночном
оцепененье. Огромные кусты сирени вздымались перед окнами, смутно виделись
тяжелые кисти. В полутьме дом стоял словно живой, лишь спящий. Тимофей
шагнул во двор через поваленные ворота и разом узнал узкую веранду,
по-старинному - галерею, что тянулась вдоль стен. Могучие груши обступали
двор, родники из подножия холма, верно, сочились и теперь, камышовые
заросли хоронили их.
Посреди двора на ветхой колоде Тимофей сел. Чифир пристроился рядом.
Речь его, торопливая, сбивчивая, с захлебом, лилась и лилась.
- Вот, ей-богу, клянусь отцом-матерью, она придет, говорит, нет ничего в
магазинах. Я сажусь и шью. Такие платья сошью девчатам. Сам расчерчу
мелом, скрою. Сошью платьишки, одену. Выйдут во двор как куколки - все
люди завидуют. Я и ей шил. Как-то за Волгу собрались, она говорит: не в
чем ехать. Я такой сарафан ей сшил, никто не верил.
Очнувшись от своих дум, Тимофей стал слушать, не поверяя, что там
правда, что выдумки. Он понимал, что все там жизнь, которая была и уже не
вернется. И человек, тот, что рядом, белого света не жилец, лишь память у
него порой просыпается, как сейчас, и только.
Жалость до слез резанула Тимофея. Была бы водка, он бы отдал ее Чифиру.
Пусть пьет, пусть напьется, забудется, и слова перейдут в горячечный бред,
потом в тяжкий сон. Но водки не было, и Тимофей сказал:
- Ты уж дюже не горься... Я тоже теперь вроде сирота... Не горюй,
парень. Мы еще живые, руки-ноги целые, в силах. Будем жить. Хуторок
пригожий. Добрый хутор. Дедов домок подладим, подлатаем. Чего нам этот
абрек... Мы с совхозом договоримся, возьмем свою отару и будем жить.
Оформим тебе документ. А как же... И пойдет дело. Летом здесь воля: сады,
река. Приедут к нам на гости ребятишки, внуки мои, твои дочки. В городе
тоже не дюже сладко. А здесь воля. Детвора любит...
- Да-да... Дочки мои очень любят природу, цветы...