"Виктор Егоров. Брошенный портфель" - читать интересную книгу автора

Рахими долго держать нельзя. К концу недели их придется отпустить и, если за
это время они не выдадут себя, все так и останется загадкой: и сами они, и
цель их поездки. И жди тогда, каких бед натворит лоточник. И все-таки
Василий Степанович надеялся - на что, он сам пока не знал; должно быть,
надежда всегда жила в нем, жила просто потому, что без нее он работать не
мог; если делать все как надо и запастись терпением, как ни хитро сплетена
сеть, где-нибудь да порвется... Но времени мало, надо помочь этому.
Вечером позвонили из уголовного розыска.
- Пока никаких следов. Ни одного знакомого "почерка" в ограблении не
узнаем, - докладывал майор Еремеев.
- Может быть, уголовники тут ни при чем?
- Трудно сказать, - ответил Еремеев.
"Да, надо торопиться с делом Рахими, искать лоточника. Но где? Где?
Василий Степанович взглянул на карту. Синий кружочек - станция, возле
которой он прыгнул из поезда. Города, города. Густая сеть дорог. Место
людное. Где он там обосновался? А если ему указаны другие места? Нет, искать
придется по всей стране". - Василий Степанович наморщил лоб.
- Вот что, - сказал он вошедшему Семену. - Завтра разошлешь фотографии
по стране. А на ту станцию, на которой сел в поезд лоточник, нужно направить
оперативную группу. Усилим поиски и в Москве. - Василий Степанович
подумал: - С завтрашнего вечера подключайся к Смирнову и Веденину ты.
- Наблюдать за Рахими?
- Не спускать глаз.
- А если они захотят выйти в город?
- Проследить.
Василий Степанович понимал, что идет на риск. Рахими могут осаду
выдержать. Ну, а если занервничают, засуетятся и кинутся в страхе убегать,
лишь бы вырваться из кольца окружения, тогда риск оправдается. Во всяком
случае у Василия Степановича только и была пока одна эта возможность, и он
решил до конца использовать ее... Он сидел к Семену боком и, почувствовав,
что тот чего-то ждет, взглянул на часы - двенадцатый час был уже на исходе.
- Иди. Завтра приходи пораньше. А я посижу еще.
На другой день утром, выйдя из дому, Василий Степанович сказал шоферу,
что пойдет пешком, и перешел перед носом машины улицу. Так бывало не
однажды, шофер дядя Миша к этому привык; он опустил стекло и, лениво правя,
прижимаясь к тротуару, поехал - торопиться было некуда, пока-то полковник
дойдет до управления.
Василий Степанович зашагал по скверу. Ночью побрызгал дождь, к утру все
высохло, но воздух был чистый, пахло прелыми листьями, и запах этот,
грустный и терпкий, был приятен. Он напоминал тихий городок, где Василий
Степанович родился и бегал по утреннему холодку в школу, читал книги по
астрономии и, смастерив подзорную трубу, лазил с ней через чердак на крышу.
Детство было голодным и юность не легче. Отец бубнил: "Пора на завод,
зарабатывать на хлеб". И он пошел на завод, а оттуда в райком. Астрономом он
не стал и институт, как хотелось, не окончил, но увлечение осталось и жило в
нем. Он любил читать про Эйнштейна и другие миры. Многое было непонятно: он
не мог себе представить, как это, улетев на звезду Ипсилон молодым, можно
возвратиться через сотню лет на Землю лишь слегка постаревшим; он думал и
гадал и разглядывал формулы, а в голове все это не укладывалось. Василий
Степанович вздыхал: где уж ему угнаться за новыми теориями... Он ходил,