"Б.Ф.Егоров. Художественная проза Ап.Григорьева" - читать интересную книгу автора

увлечениям я ни разу не приносил женщин в жертву, никогда не клялся в
страсти, в вечной любви и т. п. Я позволял себе увлекаться, только когда
видел, что это не стоило женщине тяжелой борьбы, упреков совести, когда она,
уступая мне, не мучилась сознанием, что нарушила свой долг, свои
обязанности. Жертв я бы мог просить, если б был в состоянии заменить женщине
всех и все; но на это я не способен и знаю это. Из моих сближений никогда не
выходило драм и трагедий, которых я тщательно избегал, потому что не могу
выносить чужого горя и прихожу в ужас при одной мысли, что кому-нибудь может
быть худо по моей вине" (M. M. Стасюлевич и его современники в их переписке,
т. II. СПб., 1912, с. 119, письмо от 16 марта 1868 г.; указано В. Г.
Зиминой).} он уже подготовил магистерскую диссертацию - очевидно, что тут
было значительно более ясное и спокойное будущее, и Антонина отдала свое
сердце сопернику. 24 февраля 1844 г. Кавелин защитил диссертацию, а 25-го
Григорьев подал прошение ректору об отпуске: он за полгода до этого получил,
несмотря на большой конкурс и обилие соперников, хорошее место секретаря
Совета Московского университета, которым он совсем не дорожил и с легкостью
бросил его, явно намереваясь бежать в Сибирь, чтобы утишить страдания и
службой в какой-либо отдаленной гимназии заработать на выплату
многочисленных долгов. А пока он, оставив запущенные дела Совета и
кредиторов, втайне от родителей, умчался в Петербург.
Здесь-то он и создает свои произведения, в которых постоянно
просвечивала его безответная любовь к Антонине Корш, а первое из них,
"Листки из рукописи скитающегося софиста", целиком посвящено истории
взаимоотношений автора и Антонины. Это романтический дневник молодого
человека, сосредоточенного на анализе своих чувств, своих идеальных порывов,
но уже с достаточной долей самоиронии, со стремлением посмотреть на себя со
стороны, критически оценить свои слова и поступки. Последнее станет
характерной чертой и всех последующих автобиографических произведений
Григорьева в стихах и прозе. В "Листках..." проступают и другие свойства
зрелого Григорьева-писателя: тяга к абрисному, пунктирному изображению лишь
самых важных эпизодов, пренебрежение к частностям, мелочам; живой
разговорный язык, контрастно смешивающий стили (например: "...мне было все
гадко и ненавистно, кроме этой женщины, которую люблю я страстью бешеной
собаки").
В последующих прозаических художественных произведениях наряду с
московскими впечатлениями отражена петербургская жизнь Ап. Григорьева. Одно
из сильных его увлечений этой поры, середины 40-х гг., - масонство. Фет, как
видно из его воспоминаний, относит знакомство Григорьева с масонами (и не
просто знакомство, но и вступление в организацию) еще к московскому периоду,
на масонские же средства, пишет Фет, Григорьев уехал в Петербург. Сведения
Фета очень важны и подтверждают справедливое предположение В. Н. Княжнина,
что масон из повести Григорьева "Другой из многих" Василий Павлович
Имеретинов является художественным воплощением реального прототипа - К. С.
Милановского, {См.: Материалы, с. 396. Впрочем, В. Н. Княжнин не знал имени,
того Милановского и готов был спутать его с братом, Алексеем Соломоновичем.}
который, как мы теперь знаем, был сокурсником Фета и Григорьева по
Московскому университету {См.: Блок Г. Рождение поэта. Повесть о молодости
Фета. Л., 1924, с. 104.} (подробнее о Милановском см. с. 412-413).
Во всяком случае петербургские масонские связи Григорьева несомненны:
это нашло отражение и в его повестях, и в цикле стихотворений "Гимны",