"Иван Ефремов. Лезвие бритвы (части 3, 4)" - читать интересную книгу автора

вариант.
Тата вздохнула и, прищурив глаза, улыбнулась Иверневу - он
выиграл.

Спускаясь по утрам к себе, Ивернев с несказанным удовольствием
видел Тату, тщательно причесанную и одетую, деловито хлопочущую с
завтраком или беседующую с матерью. Теперь Ивернев редко задерживался
на работе и с нетерпением дожидался воскресенья. Совместная поездка за
город или долгая дневная прогулка по Ленинграду стали для него такой
же необходимостью, как и ежевечерние разговоры на набережной Невы.
Тата оказалась ярым фотографом и обладательницей дорогого аппарата
"Старт" со светосильным объективом. Она рассказала, что получила
аппарат в премию от журнала "Советское фото" на конкурсе жанрового
снимка. Вдвоем они устроили фотолабораторию в стенном шкафу. Днем Тата
помогала Евгении Сергеевне по хозяйству, успевая что-то шить, стирать
и убирать до блеска квартиру.
Через неделю после приезда Тата поехала на Петроградскую сторону
и там узнала, что тетя Маруся задержится в Пскове еще не меньше чем на
месяц. Вечером она заявила, что ей пора уезжать. Сын с матерью стали
уговаривать ее в один голос.
- Мама привязалась к вам, - говорил Ивернев. - Знаете, как она
вас прозвала между нами? Дар Алтая!
- Мстислав! Как тебе не стыдно, болтушка! - укорила его мать.
- О нет! Как бы мне хотелось на самом деле быть даром
кому-нибудь, для чего-нибудь, - губы Таты задрожали, и ее всегда
пристальные и блестящие глаза наполнились слезами. - На самом же деле
я просто неудачница!
- Полно, девочка! Жизнь еще только начата, и сколько еще впереди
удач и неудач. Сколько вам лет, Тата? И что за неудачи?
- Двадцать пять! А неудачи всю жизнь. Рано потеряла отца,
хотелось писать, стать актрисой - не хватило таланта или
настойчивости. В институт поступила поздно и к педагогике тоже не
чувствую себя способной.
- Ну вот, а моему Мстиславу тридцать два, и он еще твердо уверен,
что натворит множество дел и свершит кучу открытий. Я говорила, что у
вас золотые руки, а я человек старого закала и впустую не скажу.
Евгения Сергеевна погладила девушку по голове и щеке. Та прижала
ее руку к губам, потом, спохватившись, вытерла платком пятнышко губной
пощады.
- Экие вы теперь неудобные, - шутливо подосадовала Евгения
Сергеевна, - около вас, будто у выбеленной печки. Я все не соберусь
спросить, кто ваш отец, Тата? Еще с первого раза, как назвали себя
Татой, я удивилась потому, что это очень по-ленинградски, так же как и
Туся. В деревне и в Москве назовут Наташей, Талкой, Алкой, а на юге
Натой...
Тата вздохнула и устремила взгляд на портрет Ивернева-отца. Они
сидели на диване в маленькой комнате, заставленной легкой ампирной
мебелью и застланной серым с черными лилиями французским ковром.
Мстислав расположился напротив, прямо на ковре, подогнув под себя
ноги.