"Е.Ефимов, В.Румянцев. Два года из жизни Андрея Ромашова (Повесть-хроника) " - читать интересную книгу автора

- На Полевой, у твоих, побывал. Хорошо ты схоронилась, а то приходили
за тобой да за Андреем аж два раза. Супруга твоего, Василия Петровича, да
отца, Бориса Максимовича, вызывали к им. Как это теперь жандармерию зовут?
А, контрразведка!.. Ну, значит, вызывали их туды, допрашивали. Там один
рыжий очень лютует, сказывал мне Василий Петрович. Бил его плеткой по
лицу, кричал, что найдет тебя, а большевистскому отродью - значит,
Андрею - не жить на свете. И обыск у вас делали.
- А где же он, Андрюша?
- Ушел в Красную Армию, отступил с ними. Остальные дети здоровы все,
мать твоя - тоже. Она в церковь в Куликовскую теперь по два раза на день
ходит. Говорит, грехи ваши отмаливает и за вас господа бога просит.
- А что искали?
- Не известно это никому. Ну, не нашли, чего искали, и то ладно. Зато
ты теперь за своих спокойна: живы...
Однако вскоре старик принес неприятную весть: Катю Кедрову,
кладовщицу фабрики, арестовали. Видно, что-то узнали про шинельное сукно.
На всякий случай Кузьмич снова сходил на Московскую улицу, к заветному
подвалу. Там вроде все было в порядке. Да и то, что Катя сидит еще в
арестантских ротах, свидетельствовало о том, что она ничего не сказала.
Евдокия Борисовна немного успокоилась, однако дни потянулись для нее
еще медленнее, а тоска по детям не давала ни спать, ни есть. Уже две
недели, как она здесь. Сколько же можно так сидеть? Наверное, все уже
утихло совсем. И к ним в дом теперь, после обыска и допросов, никто не
придет. Убедились ведь, что ее нет. Значит, можно уйти к своим? Только не
выходить во двор днем, чтобы соседи не увидели. Вот так, все передумав и,
как ей казалось, взвесив, она однажды вечером, когда Федор Кузьмич был на
рыбалке, собралась, оставила ему записку и ушла домой.
Но радость свидания с семьей оказалась непродолжительной. Два дня
сидела Ромашова в комнате, даже к окну не подходила, а все же каким-то
образом контрразведчики узнали, что она прячется дома. Ранним утром в
дверь сильно постучали. Оттолкнув бледного Василия Петровича, в комнату
ворвались солдаты во главе с рыжим плотным офицером.
- А-а, мадам Ромашова! - ехидно заговорил он, увидев укрывшуюся
одеялом до подбородка Евдокию Борисовну. - Ну вот, наконец-то изволили
прибыть. Мы-то вас так ждали, так ждали, дождаться не могли. Ну-ка
собирайся, да побыстрей, черт возьми! - резко сменил он вдруг тон. -
Некогда тут цацкаться с тобой, красная директорша.
Евдокию Борисовну привезли прямо на допрос. Допрашивал ее рыжий почти
целый день - упорно, то угрожая, то переходя на ласковый, уговаривающий
тон. Ему, видно, во что бы то ни стало хотелось выяснить, куда спрятаны
запасы шинельного сукна.
- Не знаю, ничего не знаю, - неизменно отвечала Ромашова. - Я уехала
раньше, а без меня, наверное, увезли его красные, если на фабричном складе
его нет.
Дважды во время допроса заходил высокий плечистый офицер со страшным
лицом - почти без носа. Он молча слушал, постукивал короткой палочкой с
ременной петлей на конце по блестящим прямым голенищам высоких сапог,
затем так же молча, усмехаясь, уходил. В третий раз он зашел, когда рыжий,
потеряв всякое терпение, бил ее изо всех сил по щекам и кричал:
- Долго будешь притворяться, стерва? Я тебя уничтожу, с землей