"Е.Ефимов, В.Румянцев. Два года из жизни Андрея Ромашова (Повесть-хроника) " - читать интересную книгу автора

липа? Ага, вон болтается какая-то тесемка. Он пролез через кусты. Фф-у!
Вот и дупло. Сунув туда сверток, он снова оглянулся и с независимым видом
зашагал к выходу.
Ну и жарища! Зато как быстро все получилось! Еще есть время - может,
забежать на минутку к Наташе? Ноги сами собой повернули на Мало-Казанскую.
Сердце Андрея тревожно забилось. Неужели уехали? Но на стук раздались
шаги, дверь осторожно приоткрыла Вера Константиновна.
- Здравствуйте. А я было подумал, вы раньше времени уехали, - все
закрыто.
- Нет, мы сегодня часов в десять-одиннадцать вечера уезжаем. Заходи,
Андрюша. Ты нас проводишь? Петр Андреевич не сумеет.
- Конечно, обязательно. А где Наташа?
- Пошла к твоей матери, на фабрику, хочет уговорить ее поехать с
нами. Нельзя Евдокии Борисовне здесь оставаться.
- Нельзя. Но боюсь, не поедет она.
- Да ведь каппелевцы убьют ее!
- Вот и я ей говорил. Не знаю уж, что и будет... Ну, я побежал,
привет Наташе. Вечером обязательно приду.
Издалека грозно, как приближающиеся раскаты грома, доносились
артиллерийские залпы. "Беляки совсем близко", - подумал Андрей,
направляясь обратно на Московскую. Что же это будет с матерью? С братьями,
сестрами, отцом?.. Перед его мысленным взором замелькали картины их жизни.
...Вернувшись с фронта, отец никак не мог найти себе постоянного
дела. Все по мелочам работал - кому комод сделает, кому дом
подремонтирует - или на пристань нанимался. Зарабатывал мало. Мать
по-прежнему шила, но теперь уже обмундирование и белье для
красногвардейцев. Однажды она пришла с фабрики растерянная какая-то, будто
даже виноватая. "Ну вот, Василий Петрович, - сказала отцу, - избрали меня,
хоть и отбивалась, да избрали..." - "Это куда же?" - спросил батя. "Да
заведующей, понимаешь, красным директором нашей фабрики! - почти с
отчаянием выкрикнула мать. "Эх, дура ты глупая! - Василий Петрович только
махнул рукой. - Ты же малограмотная. Небось Широков посоветовал
согласиться?" - "Он!" - кивнула Евдокия Борисовна...
Теперь мать уходит на свою 1-ю фабрику Губодежды чуть свет, а
возвращается за полночь. Ходить поздно вечером ох и страшно! На улицах
стреляют, грабят. Андрей вместе с отцом встречают ее. А бабка всем
недовольна - ворчит и молится, молится и ворчит. Больше, конечно, от нее
деду достается, но тот отмалчивается...
И чего ей быть недовольной - непонятно. Власть теперь своя, семья их
рабочая. И дед, и отец, и мать, да и бабка всю жизнь спину не разгибали, а
поесть досыта не могли. Бабка твердит: большаки, мол, теперь дом отберут.
Ерунда! Дед с отцом дом этот своими руками по бревнышку, по досочке
собирали, прилаживали.
Нет, Советская власть - она за всех, кто сам трудится. Андрей это
сразу почувствовал сердцем, хотя и не все еще понимал тогда, в
семнадцатом. Потому и бегал на митинги, и листовки разносил, добровольцем
записывался, и к Широкову за советом пошел - куда определиться.
И еще зачастил в Народный дом. Там собирались молодые рабочие,
солдаты, студенты, гимназисты. И Наташа приходила... Пели песни, читали
стихи. И спорили, спорили без конца: какая будет жизнь, какое теперь нужно