"Игорь Ефимов. Таврический сад" - читать интересную книгу автора

Два щелбана, хорошо? Ну, один?
Он молчал и как-то странно двигал губами и щеками - будто задумался и
подсчитывает, справедливо это будет или нет. А потом я внезапно догадался -
вскочил и убежал к ребятам. Я догадался, что он ничуть не задумался. Он был
такой мерзавец, что мог еще и плюнуть в меня, - по-моему, он это и собирался
сделать. Я уже и тогда знал, что он на любую подлость способен, и все это
знали, а все же он был у нас самый главный на улице и никому не подчинялся.
Ему подчинялись все-все, а он никому. Он был самый главный мерзавец.
Вообще я никак не мог понять, почему так бывает - один человек главнее
другого, главнее - и все тут. Конечно, не считая учителей, родителей или,
скажем, дворников - с ними-то всегда с самого начала ясно, что они нас
главнее, как, например, генерал - лейтенанта. Нет, я про другое, про ребят.
То есть когда все одинаковые лейтенанты.
Сначала я думал, что все дело в силе, - кто сильнее, тот и главный. Но
потом увидел, что это вовсе не обязательно. У нас в классе был один
второгодник Евгений, такой здоровый, что один поднимал памятник Ломоносову в
коридоре, а все равно никто его не признавал. Над ним можно было смеяться,
дразнить, хватать учебники, а он ничего не мог с тобой поделать. Если он
грозил и кричал: "Смотри у меня!" - ему отвечали: "Сам у себя смотри". Если
он лез драться, от него убегали, и опять почему-то все смеялись над ним, а
не над тем, кто убегал. Не было никакого позора в том, чтобы от него
убежать, - вот до чего он был не главный.
Или, например, Матвей с нашего двора. Тоже очень сильный, у него брат
боксер. Но все равно никогда ему свою силу не использовать, - слишком уж
легко его рассмешить, особенно стихами. Он совершенно не умеет разозлиться
как следует, в нем нет настоящей силы ненависти. Скажешь ему, допустим:
"Матвей-дуралей, лучше ты меня не бей" - он и готов. Хохочет, как в театре.
Видимо, стихи на него действуют очень сильно, как щекотка, и вся злость
сразу проходит.
И у каждого есть какая-то особенность, из-за которой ему не стать
главным. Толик Семилетов засматривается. Люся Мольер - девчонка. Феликс
Чуркин мог бы, но он вечно пристает ко всем и спрашивает: "Ну расскажи, что
ты обо мне думаешь?" Его это очень интересует. Какой же он надо мной
главный, если ему не наплевать, что я о нем думаю. Со мной вообще дело
ясное: и принимают-то еле-еле, куда уж тут главным!
А главный у нас - Мишка Фортунатов.
В какой-то книге есть действующий персонаж - Железный Дровосек. Так вот
Мишка точно такой же. Железный. Он, когда вырастет, станет крупным героем, а
может быть, и раньше. Я в этом совершенно уверен. И уж силы в нем никакой
особенной нет: если бороться по правилам, то я его поборю (мы несколько раз
боролись). Но ведь он ни за что не сдастся, вот в чем все дело. Он каждый
раз будет вскакивать и начинать все сначала, пока я сам не скажу, что
хватит, и выйдет вроде бы его победа. А я наверняка скажу "хватит", потому
что мне надоест, или устану, или даже неизвестно почему. И во что бы мы во
дворе ни играли, чем бы ни занимались, если Мишке вдруг расхочется, то и
все, никакая игра без него не выходит, хоть лапта, хоть "колдуны", хоть
"казаки-разбойники". Если он вдруг отойдет в сторону и сядет на траву,
никакого удовольствия от игры уже не остается, и остальные тоже разбредаются
потихоньку или садятся вокруг него, вокруг Мишки. А если кто-нибудь другой
уйдет, - пожалуйста, скатертью дорога, никто и внимания не обратит.