"Джордж Алек Эффинджер. Огонь на солнце" - читать интересную книгу автора

черт с ними, в Алжире мы сможем спустить на две сотни динаров больше.
Слушай, поедем в Касбу? Местные мальчики с глазами газелей и не
догадываются, что приближается к ним этой ночью, пахнущей лимоном.
- Старый вонючий автобус к ним приближается, Саид.
Саид посмотрел на меня своими большими глазами, потом засмеялся.
- Ты не романтик, Марид, - сказал он. - С тех пор как твои мозги
опутаны проводами, ты стал скучен.
- Как насчет того, чтобы вздремнуть? - Мне не хотелось больше
разговаривать, и я притворился, что собираюсь заснуть. Я закрыл глаза и
слушал, как подскакивает и грохочет по разбитой мостовой автобус, как без
конца спорят и смеются пассажиры вокруг меня. В провонявшем бензином салоне
было тесно и душно, но старый автобус час за часом приближал меня к разгадке
тайны. В моей жизни наступал момент, когда мне предстояло понять, кто же я
такой на самом деле.
Автобус остановился в городе Барбара, Аннаба, и в салон залез старик с
седой бородой, продающий абрикосовый нектар. Я взял нектар для себя и
Халф-Хаджа. Абрикосы - гордость Мавритании, и этот сок был первым
знаменованием моего приближения к дому. Я закрыл глаза, вдыхая нежный
абрикосовый аромат, затем глотнул густой сладости. Саид залпом опрокинул
свою порцию и ограничился кратким "спасибо". Похоже, он даже и не
почувствовал вкуса.
Дорога извивалась к югу от темного невидимого побережья в сторону
города Константины. Хотя было уже поздно - приближалась полночь, Я сказал
Саиду, что хочу сойти с автобуса и поужинать. У меня с полудня во рту не
побывало ни крошки.
Константина построена на высоком и крутом известковом уступе, это
единственный древний город в Восточном Алжире, переживший столетия
иностранных нашествий. Правда, меня сейчас занимало одно - еда. В
Константине есть местное блюдо под названием "хорба бейда бел кефта" - суп с
фрикадельками, который готовят с луком, перцем, куриными потрохами, миндалем
и корицей. Я не пробовал его лет, наверное, пятнадцать, и меня ничуть не
заботило, что мы можем опоздать на автобус, после чего придется сутки ждать
следующего; я был твердо намерен отведать этого супа. Саид решил, что я
рехнулся.
Я съел свою порцию, и, должен признаться, это было объедение. Саид
молча наблюдал за мной, потягивая чай. Мы успели на автобус. Я ощущал себя
восхитительно, согретый чувством сытости, приправленным ностальгическим
жаром. Я занял место у окна, надеясь, что увижу знакомый ландшафт, когда мы
будем проезжать через Джиель и Мансурию. Конечно, за окном, как и в моем
кармане, не было видно ни зги, кроме луны и пылко сверкающих звезд. Все же я
притворялся, что могу отметить вехи, означавшие мое приближение к Алжиру,
городу, где провел большую часть детства.
Когда вскоре после восхода солнца мы наконец доехали до Алжира,
Халф-Хадж энергично затряс мое плечо и вывел из полудремы. Я и не заметил,
как уснул, отчего чувствовал себя омерзительно.
В голове трещало битое стекло, а в шее был ущемлен какой-то нерв. Я
вытащил аптечку и заглянул внутрь. В каком состоянии лучше въезжать в Алжир:
галлюцинирующим, обдолбанным и в припадке сомнамбулизма или трезвым
субъектом, но с тяжелой головой и ноющей шеей? Принятие решения было делом
непростым. Я выбрал свободу от боли, но в ясном сознании, поэтому проглотил