"Дэвид Эддингс. Обретение чуда (цикл Создатели чуда, Книга 1)" - читать интересную книгу автора

этого раньше и не признался тете Пол даже сейчас, маячило изуродованное
омерзительное лицо, которое он мельком видел или представил во время драки с
Рандоригом, похожее на отвратительный плод невиданного дерева зла.

Глава 2

Безмятежное спокойствие детства Гариона было вновь прервано появлением у
ворот фермы Фолдора странствующего сказочника, оборванного старика, не
имевшего, казалось, даже имени. На коленях штанов красовались заплаты, носки у
башмаков отсутствовали. Шерстяная туника с длинными рукавами подвязывалась на
поясе обрывком веревки - подобные одеяния не носили в этой части Сендарии, но,
по мнению Гариона, оно очень подходило к свободно свисающему капюшону,
закрывавшему плечи, а пятна, напоминавшие о былых трапезах, ничуть не портили
общую картину. Только широкий плащ казался довольно новым. Черты лица были
мужественные, чуть угловатые, но ничто не выдавало происхождения странника
Старик совсем не походил ни на аренда, ни на чирека, Олгара или драснийца,
райвена, толнедрийца.. и скорее всего был отпрыском какой-то давно забытой
расы. Глаза, синие, глубоко посаженные, сверкающие весельем, оставались вечно
молодыми, наполненными озорством.
Сказочника, время от времени появлявшегося на ферме Фолдора, всегда
радушно встречали. По правде говоря, он был бездомным бродягой, зарабатывающим
на жизнь рассказами историй, волшебных, веселых и грустных. Не всегда они
оказывались новыми, но было некое завораживающее очарование в манере его
рассказа. Голос старика мог подниматься до громовых раскатов или звучать нежно,
подобно летнему ветерку. Старик мог подражать разным людям, свистеть как
птичка, так что даже эти крохотные создания слетались на этот щебет, а когда
выл по-волчьи, мурашки пробегали по коже слушателей, а в сердцах воцарялся
гнетущий холод, как будто наступила ледяная драснийская зима.
Он мог имитировать стук дождевых капель и шум ветра и даже - о чудо из
чудес! - шорох падающих снежинок. Истории его были полны звуков, оживляющих
монотонность пересказа, и получалось так, будто слова обретают плоть, запах, -
странное ощущение охватывало слушателей: они как бы присутствовали в том
времени и месте, о которых шла речь.
И все это великолепие сказочник не скупясь отдавал в обмен на ужин,
несколько кружек эля и теплую постель на сеновале. Он бродил по миру свободный,
словно ветер или птицы, которых он изображал.
И всегда между сказочником и тетей Пол будто пробегал огонек узнавания,
хотя она встречала его приход с мрачным смирением, явно подозревая, что, пока
этот бродяга шатается здесь, сокровища ее кухни не могут быть в безопасности.
Как только появлялся старик, караваи хлеба и пироги начинали необъяснимо
исчезать, а острый нож, который тот всегда держал при себе, мог в мгновение ока
лишить хорошо поджаренного гуся обеих ножек и в придачу грудки, стоило только
поварихе отвернуться. Тетка дала ему прозвище Старый Волк, и появление
сказочника у ворот фермы вновь знаменовало начало тянущегося годами
соперничества. Сказочник немилосердно льстил ей, даже когда готовился
что-нибудь утащить. Когда старику предлагали печенье или свежеиспеченный хлеб,
он вежливо отказывался, но успевал стянуть чуть не полтарелки, прежде чем ее
отодвигали, а пивной и винный погреба, казалось, тут же переходили в его
владение, и хотя тетя Пол старалась не спускать глаз с воришки, все кончалось
ничем - тот был поистине неистощим на уловки.