"Умберто Эко. Эволюция средневековой эстетики" - читать интересную книгу автора

желал смотреть. Сначала инвектива обращается против неумеренной обширности
зданий: "Не стану говорить о невероятной высоте, бесконечной длине,
неимоверной ширине храмов, их роскошных владениях, изысканных росписях,
которые во время молитвы притягивают взоры, мешают сосредоточиться и которые
представляются мне каким-то древним иудейским обычаем..." Да разве, мол, не
были выставлены напоказ подобные богатства, дабы привлечь богатства еще
большие и способствовать притоку даяний в эти церкви? "Мощи, покрытые
золотом, возбуждают взоры; реликварии открываются для всеобщего обозрения;
показывается прекрасный облик святого или святой, и чем он прекраснее, тем
более верят в его святость". Эта ясно 'сформулированная инвектива приемлема
в основных своих доводах: оспаривается вовсе не эстетический факт, а его
употребление для целей вне культовых, для осуществления невыставляемого
напоказ стремления к обогащению. "Люди спешат приложиться к святыне, им
предлагают делать пожертвования, и они более любуются красотой святынь,
нежели молятся им". Вот они, заветные слова: позолота, оказывается,
отвлекает от молитвы!
"К чему в монастырях перед глазами братии нелепое уродство, какое-то
поразительное безобразное изящество и изящное безобразие? Зачем тут мерзкие
обезьяны? К чему свирепые львы? К чему ужасающие кентавры? К чему
получеловеки? К чему полосатые тигры? К чему сражающиеся воины? К чему
трубящие охотники? Ты видишь под одной головой множество тел и, наоборот,
много голов у одного тела. Здесь у четвероногого животного виден змеиный
хвост, там - у рыбы голова четвероногого. Тот зверь - конь спереди, а сзади
коза; это рогатое животное с лошадиным задом. В конце концов, здесь такое
великое и удивительное разнообразие всевозможных изображений, что тянет
скорее читать по камням, нежели по книгам и проводить весь день, только ими
одними любуясь, а не размышляя о законе Божием. О Боже! Если уж не стыдиться
[собственной] глупости, то не пожалеть ли хотя бы затрат? "
Этот абзац представляет собой высокий образец изысканного стиля - в
согласии с понятиями того времени украшенный цветом риторики, привнесенной
Сидонием Аполлинарием, богатством определений и изящными
противопоставлениями. Эта позиция типична и для мистиков, примером тому -
писания св. Петра Дамиани. Мистики осуждают поэзию и пластические искусства,
пуская в ход приемы утонченной риторики, свойственные искушенным полемистам,
понимающим толк и в технике, и в стиле. В этом нет ничего удивительного,
поскольку почти все средневековые мыслители, от Абеляра до св. Бернарда, от
последователей Викторина Афра до св. Фомы и св. Бона-вентуры, в молодости
упражнялись в поэтике и оставили после себя как простенькие школярские
упражнения, так и весьма высокие образчики средневековой латинской поэзии,
как Евхаристический молебен св. Фомы6.
Ригористы, а именно крайности представляются нам наиболее
убедительными, постоянно полемизируют с чем-то, чью притягательность они
способны ощутить в полной мере, вне зависимости от того, вызывает она
чувство восхищения или тревоги. Сопоставьте это с драмой бл. Августина, куда
более обнаженной и насыщенной страстями, говорящей нам о внутреннем разладе
в душе человека верующего: епископ пребывает в постоянном страхе - вдруг
красота священной музыки соблазнит его во время молитвы7. Св. Фома Аквинский
с величайшим спокойствием разрешает аналогичную проблему, не рекомендуя
употребление инструментальной музыки для литургических целей: музыкальные
инструменты не следует пускать в ход именно потому, что они вызывают чувство