"Феликс Дымов "Слышу! Иду!"" - читать интересную книгу автора

пояс управляемой одежды, к левому предплечью пристегнута сумочка. Девушка
поправляла прическу, в другой руке держала нептунки - еще мокрые, только
что сброшенные с маленьких крепких ног. Похоже, специально прибежала с того
берега, откуда парень ее не ждал - радостно было ей лететь по волнам в
водных сандалиях, с развевающимися волосами и влажными от брызг щеками,
лететь, предвкушая удовольствие ловко подстроенного сюрприза. А тут
наткнулась на Моричева... То есть сначала, понятно, увидела своего парня. И
все сразу поняла... Не отводя от великого Моричева глаз, она похлопала
ладошкой по парапету, сунула в приоткрывшуюся щель обменника нептунки.
На миг Гельвису самому захотелось покачаться на волнах - бездумно,
упоенно, как в детстве. Хорошо скользить между прогулочными лодками,
заглядывая в глаза всем незнакомкам. А иногда, изящно, как в корриде,
выполнив полуверонику, пропустить мимо себя край поющего паруса и в
последний момент, когда яхта, кажется, уже безнадежно тебя миновала, вдруг
преклонить колено и протянуть букетик фиалок... Странно, почему в своих
исканиях он никогда не бегает по воде? Все проулочки да тупички...
Девушка достала из сумочки прозрачные туфельки, обула на босу ногу - и
туфельки потерялись на ногах, вознеся хозяйку парить над цветным асфальтом.
Привычно нащупала пояс, пробежала пальцами по завиткам пряжки. Легкий
радужный циклон завихрился вокруг тонкой фигурки, неясно, как не оторвал от
набережной, не унес пушинкой ввысь. Но не унес, рассеялся, опал, застыв
матовой серо-золотой тканью, окутавшей тело невесомыми спиралями от хрупкой
шеи до невидимых туфелек, оставив открытыми одну руку и плечо. Девушка чуть
повела в воздухе обнаженной рукой, и парень заметил, скользнул по каскаду
лестницы, очень даже естественно стал на колено, прижался щекой к сгибу
острого девчоночьего локтя. Он что-то ворчал про опоздание, она шутливо
зажимала ему рот ладонью, которую он целовал, по глаза ее были обращены к
Моричеву. И - за то, что он сделал из ее увальня - такая благодарность
светилась в них, - какую словами не передашь и на сцене не сыграешь.
Подстегнутый этим теплом, заражаясь от обоих восторгом, он подошел к
автомату, по наитию набрал нужный код, вернулся и протянул крохотный
голубенький букетик:
- Вот, пожалуйста... Фиалки... На счастье...
И понял, что все испортил. Глаза ее тихо угасли. Вернее, свет их ушел
на парня полностью, словно прожектор перевели. Фиалки нелепо повисли в
воздухе, будто... Будто руку и впрямь согнуло, как жизнь свадьбой...
Гельвис швырнул букет в реку и быстро зашагал прочь, неся чуть на
отшибе опозорившую его руку, ощущая телом, боком, шеей ее неуклюжий
разворот. Уж он запомнит, теперь он точно все запомнит. И реку. И пустой
берег. И равнодушные, медленно уходящие от него глаза...
Ведь он же от души, как этого-то не распознать?
Он остановился.
Как? Да очень просто. Ты давно превратился в студийного актера,
Гельвис Моричев, в раба техники. Миллионы зрителей ежедневно видят тебя на
полиэкранах, а при встрече не узнают - абсурд? Абсурд. Так не отмахивайся
по привычке от проблемы, подумай как следует. Не дошло? Еще думай. Еще.
Пока не дойдет. Ага, забрезжило...
Когда-то певец перекрывал невооруженным голосом зал, жест и реплика
античного трагика без всякой аппаратуры доходили до последнего ряда
римского амфитеатра. Конечно, голоса и движения артистов были подчеркнуто