"Феликс Дымов. А она уходила..." - читать интересную книгу автора

- Погоди, милый, я объясню. Представляю твою физиономию - несчастную и
растерянную. Я бы очень хотела вернуться, Рад. Хотя бы для того, чтоб еще
раз тебя поцеловать. Но это невозможно. Слушай.
Я, Рад, преступница. Я хотела доказать всем в нашем времени, что открыла
обход Ограничения Лазарева и могу путешествовать в прошлое без опасности
на него воздействовать. Ведь если я поселюсь в теле человека, живущего в
вашем столетии, я не смогу натворить ничего такого, до чего не дошел бы он
сам, собственными мыслями. Даже если я что-нибудь ему внушу, он сделает
это своими руками, и будущее останется в стороне.
Я нашла Инку. Если б ты знал, как она кричала и билась во мне! Она
притихла лишь после того, как мы встретили тебя. В языке нет таких
терминов, придется говорить о женщине с одним телом и двумя душами во
множественном числе, ты уж привыкни, родной, ладно?
Сначала мы обе даже помирились на тебе. А потом - стыдно вспомнить! -
закрутились распри. Ты, конечно, ничего не замечал. Наверно и не стоило
тебе говорить, ты неустойчивый, ранимый. Та Инка ничего бы тебе и не
сказала, потому говорю я. Мы ревновали друг к дружке - обыкновенно, мелко,
по-бабьи. Не зная еще, кто у кого тебя крадет, мы пихались локтями внутри
одной оболочки, вели себя как в коммунальной квартире. И если б сумели -
прости меня! - повернулись бы тылом и показали одна другой задранный подол
- это из детства той Инки, твоей современницы, так тогда ругались или
бранились, я не поняла, в чем разница. Но не думай, я тоже хороша! Ты
сейчас морщишься от презрения, но я не хочу ничего скрывать. Не привыкла...
Видишь, кое-чему я у вас выучилась. Я знаю про коммуналки, про то, как
ругаются (или бранятся?) домохозяйки на общей кухне. Наше тело - одно на
двоих! - и было этой самой коммуналкой. Конечно, я не только это унесла из
вашего времени. Да и та Инка, поверь, не осталась с чем была. Каждая из
нас немножко пожила за двоих. Но сейчас речь о другом. Инка вашего времени
изощреннее, сильнее меня. Она умеет бороться за земное счастье, а мы к
этому не приучены: нам счастье дается слишком легко. Разумеется, я смогла
бы притушить Инкино сознание. Временно или навсегда. Но это означало бы
убийство. Даже хуже убийства...
Инка в ракушке сделала паузу, точно переводила дух, и Рад с ужасом
подумал, что все ему снится. Он вынул ракушку из-за уха - тоненький
голосок немедленно умер. Снова присосал к виску, уловил едва ощутимую
равелевскую мелодию.
- Инка! - закричал он, боясь ее больше не услышать.
- Чего орешь? - раздался над ним добродушный бас, и из окна бельэтажа
высунулся бородатый гражданин в подтяжках поверх нижней рубахи. Едкая
бороденка оказалась единственным украшением его безоблачно обритой головы.
Рад шагнул от дома, успел уловить обращенные в глубину комнаты слова:
- Наверняка опять к этой конопатой с третьего этажа... Новенький, ни разу
еще не появлялся...
Рад притиснул ладонями уши, с силой, до боли, вдавил ракушку в висок.
Волной плеснули последние звуки "Болеро", оставили Инкин голосок:
- Я историк, Рад. Мое путешествие полезно для науки. Но теперь меня никуда
не выпустят из нашего времени. Я посягнула на свободу человека, на Инкину
личность, допустила утечку вещей из нашего века, я имею в виду "шептун". В
общем, я преступница, Рад. Может быть, люди моего времени от меня
отвернутся. Но жалею я лишь об одном: что никогда тебя не увижу. Это слово