"Владимир Яковлевич Дягилев. Доктор Голубев " - читать интересную книгу авторадумала.
Внизу на проспекте кипела разнообразная жизнь. Из булочной с сумками выходили женщины. В подворотне пристроился точильщик. Он крутил колесо, и снопики красных искр взлетали вверх. Вот семья отправилась на прогулку: впереди малыш с белым зайцем в руках, позади - папа с мамой. Две соседки встали среди дороги, - должно быть, судачат о ком-то. Одна все рукой размахивает. Из парикмахерской вышел военный, постоял на ступеньках, подкрутил усы и бравой походкой пошел направо - верно, к знакомой. Мальчишки путаются среди прохожих. Милиционер, важно поглядывая по сторонам, шествует между трамвайными рельсами. Каждую минуту проносятся машины, грузовые и легковые, черные и красные, серые с молочным отливом и какие-то пестрые, непонятного цвета, А вот настоящий дом на колесах - две двери, окошек-то сколько! Это, должно быть, новый автобус. Летом Анютка журнал приносила, там точно такой же был нарисован. Вспомнив про дочь, Прасковья Петровна тотчас представила, как Прохор - сельский почтальон - принес "молнию", как они вместе с Анюткой поплакали, как собрался народ - соседи, колхозники, - начали утешать, помогать собираться в дальнюю дорогу. А потом пришел председатель Игнат Петрович, помялся, погладил бороду и сообщил, что правление решило пособить ей: "Денег выделило тыщу рублей и машину дает до города..." - Наталья Николаевна, сколько времечка-то? - Пятнадцать минут первого. - О господи, как время-то тихо идет! Валя опять предложила поиграть: - Вы кабудто директор, мы - учителя, а куклы - ученики. - Давайте, милые, поиграем. упрашивал мать, и Прасковья Петровна соглашалась: усаживалась на лавку, повторяла все те слова, какие заставлял говорить "учитель", вставала и вместе с ним пела песни. Особенно Павлик любил эту, про летчиков: "Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц..." - Пойдем к директору, - кричала Валя на куклу. - Ты почему каждое утро опаздываешь? [595] - Аи, как неладно, - говорила Прасковья Петровна, пряча куклу в широкой ладони. - Что же ты дисциплину нарушаешь? - А-а-а, - хныкала Валя, - она кабудто плачет. Павлик плакал редко: если больно ушибался или не получалось чего, от злости плакал, и - когда извещение с фронта пришло, отец погиб. "Ах, Данило, Данило! Как мне тяжко одной. Как тебя не хватает - горю пособить!" Прасковья Петровна вспомнила о рождении сына. Данило привез акушерку, а сам пошел в кузницу коней ковать. Стоял март - самая гололедица. Она, Прасковья, каталась по полу, по кошме, покрытой цветастым одеялом, а из кузницы доносилось: "бум-дзинь, бум-дзинь, бум-дзинь" - удары молота по наковальне. Когда родился Павлик, соседка побежала в кузницу. "Бум-м!" - раздался последний удар и оборвался. В горницу ввалился Данило, пропахший дымом, в холщовом фартуке. "Ну, спасибо тебе, Параша, за сына спасибо", - сказал он, наклоняясь и целуя ее в распухшие губы... - Тетя, ну тетя же! - обидчиво кричала Наденька. - Вы же совсем не слушаете... - Простите, милые, задумалась... Наталья Николаевна, сколько времечка-то? |
|
|