"Владимир Яковлевич Дягилев. Доктор Голубев " - читать интересную книгу автора

острыми, рыжеватые с проседью брови зашевелились. Сейчас его ничто не
интересовало, кроме предстоящей операции.
Бойцов осторожно поднялся и вышел из кабинета. Обычно по воскресеньям в
отделении было оживленно, Многие больные ожидали посетителей, готовились к
встрече - брились, мылись, чистились. Палаты принимали праздничный вид. По
нескольку раз больные переставляли койки, ровняли их, по-особому -
ромбиком - укладывали подушки. Ходячие собирались в коридоре. В будние дни
находиться в коридоре запрещалось, а в воскресенье сестры будто не замечали
этого маленького нарушения. В выходной день в клубе показывали кино, для
лежачих включали радио. А в будние дни радио разрешалось включать только во
время передачи последних известий: шум мешал работе врачей.
Приходили посетители. Они были в каждой палате. Вместе с гостинцами они
приносили новости; рассказывали о знакомых, о товарищах. Гостинцами после
ухода посетителей больные делились со всей палатой.
Вечером в красном уголке негромко играл баян, и выздоравливающие,
мужчина с мужчиной, наступая друг другу на ноги, упорно танцевали. А иногда
нет-нет да прерывались веселые плясовые переборы и какой-нибудь выписной,
удалый парень, дробно стуча пятками, выделывал "Барыню".
Бодрый, жизнерадостный шумок стоял в отделении по воскресным дням.
[582]
На этот раз Бойцов не узнал отделения. Не слышно было шума, не видно
больных в коридоре. Радио молчало.
Бойцов прошел в сто седьмую гвардейскую. К его удивлению, здесь уже
собрались все врачи отделения - Песков, Голубев, майор Дин-Мамедов,
подполковник Гремидов. Они стояли полукольцом у койки больного, а сестра
Ирина Петровна перекладывала подушки.
Сухачев страшно изменился за минувшие сутки. Его руки и лицо - особенно
кончик носа и губы - были синие. Бойцова удивило, что Сухачев был в полном
сознании - все понимал, всех узнавал. Он смотрел на собравшихся вокруг него
врачей большими умными глазами, в которых не было прежнего лихорадочного
блеска, но появилось выражение глубокой, осознанной боли, точно он хотел
сказать: "Мне очень тяжело, и я знаю, что так должно быть, и вы тут ни при
чем".
Это выражение испугало Бойцова. "Ну, браток, все", - подумал он и
покосился на Голубева, стоявшего напротив него.
Голубев был хмурый и как будто чуточку бледнее, чем обычно.
Бойцов перевел взгляд на Пескова, Тот заметно волновался, покашливал.
- Переведите больного на хирургию, - приказал он Голубеву, не
оборачиваясь, через плечо. - Гм... Случай перешел в хирургический.
- Слушаюсь.
Песков, ничего больше не сказав, повернулся и удалился из палаты
шаркающей злой походкой.
Бойцов снова посмотрел на Голубева и уловил в нем какое-то сходство с
Кленовым, отблеск той же сосредоточенности, собранности. Он не мог
объяснить, в чем заключается это сходство, то ли в плотно сжатых,
напряженных губах, то ли в слегка прищуренных задумчивых глазах, то ли в
морщинке между бровей, но сходство определенно было.
- Павлуша, - сказал Голубев, подходя к изголовью. - Тебя придется на
несколько дней перевести в хирургическое отделение. Ты потом вернешься в эту
же палату, на эту же койку.