"Владимир Яковлевич Дягилев. Доктор Голубев " - читать интересную книгу автора

опомниться, как он уже сделал первый ход.
Николай Николаевич играл с юношеским азартом, разгоревшиеся глаза его
так и бегали по доске, в руках он крутил очки.
"Раз в принципе правильно, - думал Голубев, - значит, нужно
попробовать. Только быстро. Дорог каждый день, каждый час".
- Ваш ход, - поторапливал Николай Николаевич, - очень долго думаете,
дорогой товарищ.
"Все взвесить, - рассуждал Голубев, поспешно делая очередной ход, -
посоветоваться с Песковым..."
- Черные, черные, ваша очередь.
Николай Николаевич впился глазами в доску. Большая, оголенная до локтя
рука с собранными в щепотку пальцами висела над фигурами, и, как только
партнер делал ход, он на несколько секунд задумывался, все не опуская руки,
потом решительно, рывком переставлял фигуру и вновь начинал торопить
партнера.
"А что, если начальник не согласится? - Голубев вспомнил недавний
неприветливый разговор по телефону. - Нет, нет. Почему не согласится? Все
равно больному грозит смерть. А тут хоть какая-то надежда".
- Ход, ход. [535]
Николай Николаевич наклонился над доской так низко, что носом едва не
касался фигур. Он, казалось, готов был сам сделаться фигурой и стать на
свободную клетку.
- Ага! - закричал он восторженно, хватая в кулак черную пешку. -
Пешечка есть! - и засмеялся счастливым смешком. - Пешечки - не орешечки.
"Надо ехать. Сейчас же, немедля, - решил Голубев. - Надо уговорить
начальника. Это единственный шанс на спасение..."
- Извините, товарищ полковник, я сдаю партию.
- Что вы, дорогой товарищ, еще игры вагон!
- Не могу. После дежурства голова плохо соображает.
Голубев встал:
- Благодарю вас, товарищ полковник.
- Это за что же? - спросил Николай Николаевич, смахивая с доски шахматы
и опять становясь старым и скучным.
- За идею.

11

Часы пробили сердито и отрывисто двенадцать раз. Песков из-под нависших
бровей посмотрел на циферблат и вновь склонил голову набок, точно
прислушиваясь к чему-то. Он, так же как и прошлой ночью, сидел над статьей о
гастритах, так же скрипел пером, бурча под нос, перечеркивал написанное,
сердился и все больше и больше начинал понимать, что статья не получится,
сколько ни бейся. Выход один: отложить ее, ознакомиться с последними
работами о гастритах и, опираясь на эти работы, разобрать случаи, которые он
собирался описать. Но для этого требовалось много времени, а журнал торопил,
статью надо было отправить через три дня.
Вот и мучился Иван Владимирович, и в душе ругал себя за то, что не
сумел отказаться от предложения редакции. Работа над статьей еще раз
доказывала: он отстал от жизни. Это началось незаметно. Как-то так
получилось, что однажды он поленился, понадеялся на свой опыт, решил