"Владимир Яковлевич Дягилев. Гвардейцы " - читать интересную книгу автора

скорее избавиться от этого чувства..."
Бударин кончил говорить. Командиры захлопали планшетами, зашумели,
собираясь разойтись по своим подразделениям. Бударин взглянул на часы:
- До начала штурма осталось тридцать минут... Командир второго
батальона?.
- Я! - ответил из темноты густой бас.
- Вам будет особенно трудно. Держитесь!
- Есть держаться, - прогудел комбат так, что все улыбнулись. Как-то не
верилось, что такому басищу может быть трудно.
Филиппов доложил о своем прибытии.
- Ага-а, прибыли, - протянул Бударин.
Он сидел на каком-то ящике. Стол заменяла бочка. На бочке перед ним
лежала развернутая карта, поистертая на сгибах. Горел карманный фонарь,
похожий на миниатюрный фаустпатрон.
- Ну-с, ор-рел, рассказывайте об успехах. Как воюете?
"Орел" было любимым словом комбрига, и произносил он его с множеством
оттенков: то с гордостью, то участливо, то добродушно, то насмешливо, то
сердито, отрывисто - кто что заслужил. Филиппов знал это. И по тому, как
сейчас иронически было произнесено это слово, и по тому, как комбриг
обратился к нему на "вы", понял - будет ругать.
Стараясь не подать виду, что волнуется, Филиппов начал доклад бодрым,
звучным голосом, отчетливо произнося каждое слово:
- Все раненые вынесены с поля боя своевременно. Больше двадцати минут
никто не залеживался. Случаев обморожения нет.
- Постойте, - перебил Бударин. - Что вы мне плетете? Лучше скажите, где
медсанвзвод?
Филиппов молчал. Что он мог ответить? Он и сам не знал, где сейчас
медсанвзвод.
- Что вы молчите? Где медсанвзвод, я вас спрашиваю?
- Работает, - сказал Филиппов, опуская глаза.
- Где он, к черту, работает? - повысил голос Бударин. - Где он
работает, если раненые лежат в фольварке без помощи? Почему, я вас
спрашиваю?
Филиппов хотел сказать, что теперь уже все раненые отправлены, но,
встретив серьезный и в то же время добрый взгляд Загрекова, как будто
говорящий: "А ведь за дело тебя ругают, дорогой товарищ", понял: нужно
молчать. И так все известно. Получил, что заслужил. Ругают справедливо. И
потому, что ругали справедливо, Филиппову не было обидно.
"Пусть ругает. Хорошо, что не снимает, а мог бы и снять". [381]
- Почему вы не приняли мер? - шумел Бударин. - Почему потеряли
медсанвзвод? Почему не требовали машин? Я вам сто раз говорил: требуйте,
требуйте, требуйте! Почему не требовали? - Он, не сдержав гнева, ударил
кулаком по "столу". Бочка сердито загудела. - Никто за вас работать не
будет. Или командуйте своей службой как надо, или вон из бригады!
Как будто что-то оборвалось внутри у Филиппова. "Выгонит", - с ужасом
подумал он. Его бросило в жар. "Пусть бы снял, но оставил в бригаде. Я бы
оправдал себя, я бы трудился день и ночь, шел бы куда угодно, но если
выгонит..." Он прикусил губы, собираясь сказать что-то, но подходящих слов
не было.
- Разрешите, товарищ гвардии полковник? - поспешно спросил Загреков.