"Фридрих Дюрренматт. Из записок охранника (1980)" - читать интересную книгу автора

было ни у кого, только иногда неслышно проплывал полицейский автомобиль. Я
стоял и смотрел на катящиеся валы повседневности, на беспрерывно
проплывающие мимо меня все новые и новые лица, усталые, серые, грязные. Я
видел согбенные спины, убогую одежду, потрескавшиеся, покрытые мозолями
руки, которые только что орудовали рычагами, а теперь крепко сжимали руль
велосипеда. Воздух был пропитан путом. Тупая толпа приняла меня в свои
объятия, втянула в круг людей, влачащих жалкое существование, вмонтированных
в гигантскую штамповочную машину, колеса которой крутились безостановочно -
часы, дни, годы напролет, невидимые глазу, не ведающие движения времени. Я
видел женщин, лишенных какой бы то ни было привлекательности, беспомощных,
тянущих общую упряжку с вечно ворчащим, вечно пьяным мужем, видел девушек,
не знавших украшений, неуклюжих, то впадавших в смешную сентиментальную
влюбленность, то совершенно подавленных, с глазами, полными отчаяния. Будто
испуганные животные, торопились люди в свои берлоги, в захламленные пансионы
и мрачные, холодные каморки под покосившимися крышами. В складках лиц я
читал их каждодневные заботы и безысходные судьбы, догадывался об их мечтах,
не уносивших их дальше самых элементарных потребностей, - мечтах о куске
постного мяса, который они надеялись найти дома в алюминиевой миске, об
объятиях увядшей, утратившей остроту переживаний женщины, о захватанной
книге из библиотеки, о коротком неспокойном сне на неудобном, потрепанном
диване, о скудном урожае с крохотного огородика. По воскресеньям я наблюдал
за их развлечениями. Сдавленный огромной толпой, поглощенный ее
отвратительным единодушием, я стоял на футбольных площадках, слушал
неистовые крики болельщиков. Затем я шел в громадные городские парки,
наблюдал за семейными процессиями, покорно и равнодушно маршировавшими
гусиным шагом в заданном направлении, наблюдал за отцами семейств,
мечтавшими о крэжке разбавленного водой пива как о глотке счастья в этой
пустыне безрадостного труда. Я спускался в глубину их ночей. Хриплые песни
пьяниц вспугивали звезды, красными факелами загоравшиеся на горизонте. В
грязных дворах и на прогнивших скамейках у реки я видел влюбленные парочки -
они сжимали друг друга в объятиях, искали утешения в любви и не находили
его. Я видел блудниц, продававших себя за гроши, проходил мимо зеленых
щитов, рекламировавших дешевые фильмы. Я слышал несмолкаемый, монотонный гул
площадей. Потом вдруг раздавались дикие проклятия, белыми молниями сверкали
ножи, у моих ног застывала черная кровь. С воем сирен подъезжали машины, из
них выскакивали темные фигуры, ныряли в обезумевший клубок тел, разнимали
дерущихся. Покинув улицы, я шел в общественные здания. Там я находил тех,
кто искал спасение в науках, я заходил в их пыльные лаборатории, в их
читальные залы, видел, как они гоняются за призраками, чтобы не оказаться
один на один с действительностью этого мира. Я заглядывал в мастерские
художников и с отвращением отворачивался: как и я сам, они безвольно
запечатлевали свои мечты. Поэты и музыканты походили на привидения из давно
забытых времен. Я вступал под своды обветшалых соборов и вслушивался в
проповеди священнослужителей; перед полупустыми храмами они пытались
осветить светом своих религий пустое пространство этого мира. Глупцы, они
надеялись одарить толпу той самой истиной, в силу которой уже не верили
сами. Я видел, что безверие написано у них на челе, и со смехом шел дальше.
Я нападал на след сект и диковинных сообществ, сходившихся в убогих
комнатках, на чердаках, где над головами, напоминая древние хоругви,
развевалась паутина, а летучие мыши гадили на дароносицу, или в подвалах,