"Фридрих Дюрренматт. Судья и палач [D]" - читать интересную книгу автора

- Будьте же внимательней, - раздраженно сказал Берлах.
- Поезжай быстрей, - резко крикнул Гастман и насмешливо посмотрел на
старика. - Я люблю быструю езду.
Комиссара знобило. Он не любил безвоздушных пространств. Они неслись по
мосту, обогнали трамвай и с бешеной скоростью приближались через
серебряную ленту реки к городу, услужливо раскрывшемуся перед ними. Улочки
были еще пустынны и безлюдны, небо над городом - стеклянным.
- Советую тебе прекратить игру. Пора признать свое поражение, - сказал
Гастман, набивая трубку.
Старик взглянул на темные углубления арок, мимо которых они проезжали,
на призрачные фигуры двух полицейских, стоявших перед книжным магазином
Ланга.
Это Гайсбюлер и Цумштег, подумал он, и еще: пора, наконец, уплатить за
Фонтане.
- Мы не можем прекратить игру, - произнес он наконец. - В ту ночь в
Турции ты стал виновен потому, что предложил это пари, Гастман, а я -
потому, что принял его.
Они проехали мимо здания федерального совета.
- Ты все еще думаешь, что я убил Шмида? - спросил он.
- Я ни минуты не верил в это, - ответил старик и продолжал, равнодушно
глядя, как тот раскуривает трубку: - Мне не удалось поймать тебя на
преступлениях, которые ты совершил, теперь я поймаю тебя на преступлении,
которого ты не совершал.
Гастман испытующе посмотрел на комиссара.
- Эта возможность мне даже не приходила в голову, - сказал он. -
Придется быть начеку. Комиссар молчал.
- Возможно, ты опасней, нежели я думал, старик, - произнес Гастман
задумчиво в своем углу. Машина остановилась. Они были у вокзала.
- Я последний раз говорил с тобой, Берлах, - сказал Гастман. - В
следующий раз я тебя убью- конечно, если ты переживешь операцию.
- Ты ошибаешься, - сказал Берлах, стоя на утренней площади, старый и
мерзнущий.
- Ты меня не убьешь. Я единственный, кто знает тебя, и поэтому я
единственный, кто может судить тебя. Я осудил тебя, Гастман, я приговорил
тебя к смерти. Ты не переживешь сегодняшнего дня. Палач, которого я
выбрал, сегодня придет к тебе. Он тебя убьет, это нужно, наконец, сделать
во имя бога.
Гастман вздрогнул и пораженно уставился на старика, но тот повернулся и
зашагал к вокзалу, сунув руки в карманы пальто, не оборачиваясь, вошел в
темное здание, медленно заполнявшееся людьми.
- Глупец ты! - закричал Гастман вслед комиссару, закричал так громко,
что некоторые прохожие обернулись. - Глупец!
Но Берлаха уже не было видно.
День, который все больше заявлял о себе, был ясным и светлым, солнце,
похожее на безукоризненный шар, бросало резкие и длинные тени, лишь
немного сокращая их по мере того, как поднималось все выше. Город лежал
как белая раковина, впитывая свет, глотая его своими улочками, чтобы ночью
выплюнуть его сотнями огней, - чудовище, рождавшее все новых людей,
разлагавшее их, хоронившее. Все лучистей становилось утро, сияющий щит над
замирающим звоном колоколов. Бледный от света, падающего от каменной