"Маргерит Дюрас. Месье X, именуемый здесь Пьер Рабье " - читать интересную книгу автора

подозрений, потому что не в состоянии понять, почему Рабье позвал меня и
зачем так долго удерживал. Никто не появляется из-за дома. Я сообщаю
Дюпонсо, что человек, стоящий в трех шагах от нас, это и есть Годар, с
которым он должен встретиться. Потом удаляюсь. Я совершенно не представляю
себе, что произойдет. Не знаю, правильно ли я поступила, не следовало ли мне
самой предупредить Годара. Я не оборачиваюсь. Иду прямо к Галлимару. Валюсь
в кресло. В тот же вечер узнаю, что мои товарищи не были арестованы.
Появление Рабье оказалось чистой случайностью. Он остановился, потому
что узнал молодую француженку, которая приносила передачу на улицу Соссэ.
Как я потом узнала, Рабье питал слабость к французским интеллектуалам,
писателям, художникам. Он пошел служить в гестапо, так как не смог купить
книжный магазин (sic!).
Я встретилась с Рабье в тот же вечер. Он не сообщил мне ничего нового
ни о моем муже, ни о моей золовке. Но он сказал, что, возможно, что-нибудь
узнает.
С этого дня Рабье начал звонить мне, сперва через день, потом
ежедневно. Очень скоро он стал просить меня встретиться с ним. И я с ним
встречалась. Таков был категорический приказ Франсуа Морлана: я должна
поддерживать это знакомство, это наша единственная связь с арестованными
товарищами. Более того, если я перестану встречаться с Рабье, у него могут
возникнуть подозрения.
Я вижусь с Рабье каждый день. Иногда он приглашает меня на обед в
какой-нибудь "подпольный" ресторан, где по ценам черного рынка можно
получить что угодно. Но большей частью мы ходим в кафе. Рабье рассказывает
мне об арестах, которые производил. Однако больше всего он говорит не о
нынешней своей жизни, а о той, к которой стремится. Особенно часто
возвращается он к своей мечте о небольшом магазине, торгующем книгами по
искусству. Каждый раз я стараюсь напомнить ему о моем муже. Он говорит, что
думает об этом. Несмотря на приказ Франсуа Морлана, я делаю попытки порвать
с Рабье, но всякий раз предупреждаю его, говорю, что уезжаю в деревню, что
устала. Он не верит мне. Он не знает, замешана ли я в чем-то, но знает, что
я у него в руках. И он прав. Я так и не уезжаю в деревню. Я во власти
неодолимого страха - боюсь быть отрезанной окончательно от моего мужа Робера
Л. Я настаиваю, чтобы Рабье узнал, где он находится. Рабье клянется, что
занимается этим. Он уверяет, будто избавил его от суда и что теперь мой муж
приравнен к лицам, уклоняющимся от отправки на работу в Германию. В каком-то
смысле он тоже у меня в руках: если я узнаю, что моего мужа отправили в
Германию, мне больше не нужно будет встречаться с Рабье, и он это знает.
История насчет уклонения от работы окажется выдумкой, как выяснится потом.
Но если Рабье лжет, то лишь для того, чтобы успокоить меня; я уверена, что
он думает, будто в состоянии сделать гораздо больше того, что может в
действительности. Полагаю, он даже верил, что сумеет - ради того чтобы
удержать меня при себе - добиться освобождения моего мужа. Как бы то ни
было, он говорит мне, что моего мужа не расстреляли, они уже не знают, что
делать с заключенными, и это главное.
Я снова почти в полной изоляции. Товарищам приказано ни в коем случае
не навещать меня и не узнавать при встрече. Разумеется, я прекращаю всякую
деятельность. Я сильно худею, вешу не больше лагерницы. Каждый день я жду,
что Рабье арестует меня. Каждый день, уходя на свидание, "в последний раз"
сообщаю консьержке место моей встречи с Рабье и время, когда должна