Александр дюма Женские страсти

Ванная комната освещена лампой, горящей в сосуде из розового богемского стекла, верхнее отверстие прикрыто, дабы избегнуть смешения дневного света и искусственной подсветки, окрашивающей окружающие предметы в неестественно бледные тона.

— Виолетта! Виолетта! — закричала графиня прямо с порога, где же ты? Я здесь, в туалетной комнате. Графиня промчалась через спальню и застыла у дверей.

Виолетта приподнялась из ванны, обнажая прекрасный, точно у Нереиды, торс, и протянула к ней руки.

— Ах да, конечно, — графиня стремилась ей навстречу.

На ней была длинная блуза из черного бархата, у воротника красовался большой бриллиант, талия была перехвачена кушаком, вытканным золотом и серебром узором в форме вишни.

Она сняла розовые шелковые чулки и плотно облегающие ножку ботинки; затем расстегнула верхнюю пуговицу, распустила пояс и выскользнула из своей блузы.

Теперь ее прикрывал лишь батистовый пеньюар с отделкой из валансьенских кружев у ворота и на рукавах.

Сбросив пеньюар столь же стремительно, как и черную бархатную блузу, она оказалась обнаженной.

Графиня была воистину великолепна, типичная красота Дианы-охотницы: широкая грудь с небольшими формами, стройный стан, покачивающийся точно деревце на ветру, безукоризненный живот, украшенный снизу густыми рыжими зарослями, полыхающими подобно лаве при извержении вулкана. Подойдя к ванне, она собиралась окунуться.

Виолетта удержала ее:

— Ах, позвольте взглянуть на вас. Вы так хороши, что просто не насмотришься. Ты считаешь меня красивой, сердечко мое? Очень! О, смотри, разглядывай! Обжигай своим взором словно зеркальцем. А теперь бери меня! Все это принадлежит тебе мои губы, грудь…

— И этот замечательный пушистый букетик тоже? — проворковала Виолетта. — В первую очередь!

— Какой удивительный цвет, — восхищенно произнесла девочка. — Совсем не такой, как на голове, отчего так?

— Тебе кажется странным, что сверху мои волосы одного цвета, а снизу другого? И что я, женщина, терпеть не могу мужчин? Причина проста, — я вся соткана из контрастов. Ну же, подвинься, любовь моя! Мне не терпится ощутить, как твое сердечко бьется в такт с моим.

Ванна была широкая, в ней хватало места для двоих.

Кристально прозрачная вода позволяла видеть все подробности происходящего.

Графиня обняла Виолетту, просунула голову ей под плечо, впилась в волосы под мышкой и губами потянулась ко рту.

— Вот ты попалась, негодница, сейчас поплатишься за то, что заставила меня страдать. Для начала подставь свой ротик, губки и язык, как подумаю, что первым их коснулся мужчина, и что это он научил тебя целоваться, готова задушить тебя от ярости!

И подобно змее, выбрасывающей жало, она вонзалась в нее поцелуями, водя рукой вокруг ее груди.

— О, милые, любимые мой сиськи, — проговорила графиня, это из-за вас я потеряла голову, это вы толкнули меня на сумасбродства!

Она приникла, запрокинув голову назад, полузакрыв глаза, ее прерывистое дыхание со свистом вырывалось между ее зубов.

— Скажи хоть слово, радость моя, — попросила она.

— Одетта, милая Одетта, — покорно отозвалась Виолетта.

— Вы только послушайте, каким тоном она это произносит, маленькая ледышка, как будто просто здоровается. Ну, погоди!

Ее рука спустилась от груди к бедру и ниже; там, на мгновение замерла, словно не решаясь переступить невидимую черту.

— Чувствуешь биение моего сердца у твоей груди? Ах, если бы оно могло слиться в поцелуе с твоим сердечком, как сливаются наши губы…

— О, да, — выдохнула Виолетта, начиная понемногу распаляться.

— А теперь ты пальцем… Какая ты юная, недозревшая, я едва прощупываю любовный бутончик, сие упоительное творение природы. Ах, наконец, вот он! Твои прикосновения так легки, нежны. Палец так трепещет.

— Может, тебе хочется побыстрее или посильнее?

— Нет, нет, вот так хорошо. А ты что же, где должны быть руки? Я тебе говорила… Я ничего не умею, мне все нужно разъяснить. И даже как достичь наслаждения? Нет, с этим все в порядке! Оно приходит само по себе.

— Одетта… милая Одетта… Ах, Одет…

Графиня заткнула ей рот поцелуем.

— В добрый час, — произнесла она.

— Я буду прилежной ученицей, — пообещала Виолетта, — постараюсь все усвоить.

— Тогда выйдем из ванной, не нырять же мне с головой под воду, растолковывая тебе словами то, что еще не успел рассказать мой палец.

— Выходим, — согласилась Виолетта, — здесь тепло, и полотенце рядом.

— Давай я тебя оботру, предложила графиня.

И поднялась из воды, сверкающая, горделивая словно Фемида, она была уверена в победе. Она приподняла Виолетту, заключив ее в объятия.

Я слышал, как она вытирала ее, воздавая хвалу каждой части тела, где задерживалась ее рука, ни одна не была обделена ласками и лестью шея, руки, спина, затем последовали плечи, грудь, бедра. Сама она обсохла, казалось, от собственного жара; Виолетта была пассивна и безучастна, она просто не противилась графине. Время от времени графиня укоряла ее в холодности.

— Ты не целуешь мою грудь, неужели она тебе не нравится? А мой пушок, он такой мягкий, отчего ты не разглаживаешь его кудряшки руками? Я вся горю, вскоре твоим пальцам и твоему рту предстоит вернуть мне все, чем я одарила тебя, и довести меня до высшей точки…

— Одетта, дорогая, — отзывалась Виолетта, — ты же знаешь, я еще такая неумелая.

— Знаю, но раз ты готова учиться, я все тебе покажу.

Они проследовали передо мной. Графиня несла Виолетту к кровати, теперь я мог прекрасно наблюдать за их обнаженными телами. Положив Виолетту поперек матраца, графиня опустилась на колени, устроившись на черной медвежьей шкуре, бережно раздвинула ей бедра и на миг вперила глаза в очаровательную в естестве своем стрельчатую арку, открывающую доступ к нашим сердцам; внезапно ноздри ее напряглись, губы раздвинулись, и, оскалившись точно пантера, бросающаяся на свою жертву, она припала туда ртом, такого рода ласки коронный номер женщин в их извечном соперничестве с мужчинами. Следует отдать должное мастерству, сноровке и ловкости, с которыми они исполняют перед своей возлюбленной не предназначенную им от природы роль. Похоже, графиня ничуть не преувеличивала, суля Виолетте восторги сладострастия. Я даже немного приревновал свою милую малютку, глядя, как, извиваясь, крича и задыхаясь, она гибнет под натиском этого безжалостного рта, казалось, стремящегося всосать всю душу без остатка.

Правда, с точки зрения художника, зрелище было впечатляющим, таким образом, я был в какой-то мере вознагражден за то, что опустился до столь мелкого и унизительного чувства, как ревность.

Графиня, сидя на корточках, двигалась в унисон с движениями Виолетты, ее бедра восхитительно подскакивали, и, наблюдая за этой трепетной дрожью, можно было утверждать она ничего не теряла, отдавая, скорее даже выигрывала в наслаждении.

Наконец, достигнув совершенного изнеможения, Виолетта соскользнула с кровати на медвежью шкуру, и обе подруги, активная и пассивная, улеглись рядом.

— А теперь очередь за тобой, шепнула графиня, не оставайся у меня в долгу.

И, притянув Виолетту к себе, она положила ее руку на огненную шерстку, столь резко контрастирующую с ее светлыми волосами и черными бровями.

Виолетта, следуя моим наставлениям, отыграла свою роль от начала до конца, как опытная комедиантка. Графиня была явно разочарована ее неловкостью.

— Нет, не сюда, — донеслось до меня ее бормотание, — твой палец слишком высоко, надо туда… так… нет, теперь слишком низко. Разве ты не чувствуешь, как все напрягается вот здесь, там и щекочи, если хочешь доставить удовольствие. Ах, ты нарочно мучаешь меня, маленькая мегера!

— Я очень стараюсь угодить тебе, поверь, — отвечала Виолетта.

— Когда ты сверху, не отклоняйся. Держись прямо. Мой палец соскальзывает. О, ты разжигаешь меня, не гасишь мое пламя, — терзалась графиня от неутоленного желания. — Послушай, мой милый друг, давай попробуем иначе.

— Как?

— Ложись спиной к зеркалу, а я встану на колени и поласкаю тебя ртом.

— Все будет, как тызахочешь.

Графиня впрыгнула на кровать, запрокинув голову назад, взор ее был устремлен в потолок, ноги раздвинуты, тело изогнуто. Настал условленный час, и я ползком прокрался из кабинета.

— Хорошо я улеглась?

Одетта задорно взмахнула ягодицами, окончательно теряя самообладание.

— Пожалуй, — согласилась Виолетта. — Теперь раздвинь волосы на две стороны и обработай мою бороздку.

Я точно следовал указаниям, предписанным моей подружке.

— Попала в точку? — поинтересовалась Виолетта.

— Да, сейчас… ротиком… и попробуй только не удовлетворить меня, задушу!

Я прильнул губами к намеченной цели и без труда обнаружил искомый предмет, не найденный притворщицей Виолеттой, за что она и заслужила справедливые упреки; нащупать сей очаровательный предмет, было, тем более легко оттого, что как я и предвидел у графини он был формы более удлиненной, чем у заурядных женщин: его можно сравнить с бутоном девичьей груди, затвердевшим от сосания языком; я завладел им и стал нежно перекатывать между своих губ.

Графиня стонала от наслаждения:

— О, то, что надо, не останавливайся… лучше и быть не может.

Я продолжал, постоянно притягивая в себе Виолетту и демонстрируя партию, которую ей предстояло исполнить в нашем трио.

В отношении меня Виолетта держалась уже не как неловкая любовница Одетты, а как полноправная соучастница наслаждения: предвосхищая изысканные причуды сладострастия, она впилась ртом прямо туда, куда я, довольствуясь, направил ее руку, и доставила мне несказанное удовольствие тем, что, несмотря на различное устройство женских и мужских органов, ласкала меня таким же манером, как я графиню. Та же по-прежнему выражала свой восторг:

— О, право же, как хорошо. Ах, обманщица, врала, что ничего не умеет, а сама исполняет именно так, да, именно так… только не очень быстро. Продолжай, мне нравится, ах… ох… твой язычок, как я его чувствую. Да ты… очень… ну надо же… какая искусница! Теперь зубками… о, молодец… покусай-ка меня, ах, просто замечательно!

Будь у меня возможность произнести хоть слово, я непременно наградил бы не менее лестными отзывами Виолетту — пылкая девочка обладала особым чутьем в любовных делах.

Ласкать графиню было необычайно приятно; никогда еще, признаться, язык мой и губы не вкушали плода более сочного и душистого. Персик был столь крепок и свеж, что казалось, принадлежал шестнадцатилетней девочке, а не двадцативосьмилетней даме. Чувствовалось, что мужское вторжение было непродолжительным, оно лишь продолжало дорогу для нежностей более деликатного свойства.

Понимая, что имею дело не с юной особой, привыкшей ублаготворяться а одиночку, а с женщиной зрелой, я не ограничился прикосновениями к клитору, уделяя внимание влагалищу.

Время от времени язык мой проваливался в горячие обильные глубины шейки матки. Один очаг наслаждения сменялся другим. В такие мгновения, дабы не давать графине передышки, место отсутствующих на клиторе губ тотчас занимал мой палец. Графиня пришла в восхищение:

— Просто невероятно, никогда еще не было так хорошо. Пусть это никогда не кончается, пообещай, что повторишь все снова. Я так тебя чувствую, твои губы, зубки, теперь язык, о если не остановишься, я больше не вытерплю, нет сил… Я приближаюсь… вот-вот изольюсь… неужели это ты, о Виолетта… Виолетта не соизволила отозваться. Виолетта, подтверди мне, что это ты. О, нет, так не бывает! Откуда в тебе столь глубокое познание женской природы?

Графиня попыталась приподняться, однако обеими руками надавив ей на грудь, я пригвоздил ее к кровати: тем временем она дошла до пика наслаждения, губами я ощущал, как все ее потайные органы сократились.

Язык мой двигался быстрее, к нему присоединилось щекотание, моих бездействующих до сей поры усов, более не желающих удовольствоваться ролью свидетеля. Графиня скорчилась, издавала стон, после чего меня обдало теплым нектаром, казалось стекающим со всего тела в средоточие женского наслаждения, наконец, губы мои всосали последнюю божественную каплю, и, пусть и без ее ведома, я вобрал в себя подлинную квинтэссенцию графини.

Дождавшись этого мгновения, я и сам предался неистовому восторгу сладострастия. Виолетта, недвижимая и распростертая, лежала у меня в ногах.

У меня недостало сил удержать графиню, она вырвалась и, окинув взором поле брани, издала ужасный вопль.

— Воистину, — обратился я к Виолетте, — я заслужил неудовольствие графини, теперь тебе предстоит примирить нас.

И я удалился в туалетную комнату. До меня донеслись сначала крики, затем рыдания и, наконец, вздохи; приподняв портьеру, я обнаружил, как Виолетта в меру своих сил пыталась помирить нас с графиней, выступая в качестве моей преемницы.

— Что ж, на этот раз неплохо, — одобрила Виолетту графиня. — Однако должна признать: предыдущее исполнение было просто изумительным.

И она протянула мне руку. Итак, мы заключили мир.

Соглашение между воюющими сторонами содержало следующие пункты:

1. В качестве любовника Виолетты я сохраняю неограниченные полномочия.

2. Графине дозволяется пользоваться ее услугами только в моем присутствии.

3. В отношении графини мне предоставлено, право выступать лишь в роли женщины, не претендуя на роль мужчины.

В соответствии с данными условиями внесены ограничительные оговорки для Виолетты.

Тройственное соглашение было подписано всеми сторонами.

Примечание на документе гласило: если графиня с Виолеттой предадут меня, то на период их преступного сговора я приобретаю в отношении графини права, которыми я наделен в отношении Виолетты.