"Александр Дюма. Женщина с бархоткой на шее ("Тысяча и один призрак") (Собрание сочинений, Том 35) " - читать интересную книгу автора

среди нас сохранял на устах улыбку человека, делающего вид, что не считает
себя выше других, тогда как г-жа Гюго, играя своими чудесными волосами,
полулежала на диване, словно устав от бремени славы, часть которой она
несла.
А в центре - Ваша матушка, такая простая, такая добрая и милая; Ваша
тетушка - г-жа де Терси, такая умная и благожелательная; Доза, взбалмошный,
хвастливый и остроумный; Бари, столь отрешенный от всего этого шума, что
казалось, будто мысли его вечно блуждают в поисках семи чудес света;
Буланже - сегодня грустный, завтра радостный, но всегда великий художник,
всегда великий поэт, всегда верный друг, независимо от того, весел он или
печален; и, наконец, маленькая девочка, скользящая среди поэтов, художников,
музыкантов, великих людей, умных и ученых, - маленькая девочка, которую я
ставил на ладонь и подносил Вам, словно это была статуэтка Барра или Црадье
? О Боже мой, что сталось со всем этим, сударыня ?
Господь дунул на своды, и вот волшебное здание рухнуло, и те, кто
населял его, разбежались, и опустело то место, где некогда все жило, цвело,
сияло.
Фонтане и Альфред Жоанно умерли; Тейлор отказался от путешествий; де
Виньи исчез из поля зрения; Ламартин - депутат; Гюго - пэр Франции, а
Буланже, мой сын и я - в Карфагене, откуда я, тяжело вздыхая, пишу Вам,
сударыня; и хотя ветер уносит, словно облако, редеющий дым нашего судна,
этот тяжкий вздох (я уже говорил Вам о нем) никогда не догонит тех дорогих
воспоминаний, которые время на своих темных крыльях тихо уносит в серый
туман былого.
О весна, молодость года! О молодость, весна жизни!
Итак, вот он, этот исчезнувший мир, который сегодня ночью вернул мне
мой сон, - мир, столь сверкающий, столь явственно различимый, но, увы! в то
же время столь неосязаемый, как те пылинки, что пляшут в солнечном луче,
проникшем в темную комнату сквозь щель в приоткрытом ставне.
Теперь, сударыня, Вас больше не удивляет это письмо, не правда ли?
Настоящее рушилось бы беспрестанно, если бы его не поддерживали в равновесии
надежда с одной стороны и воспоминания - с другой; к несчастью, а быть
может, к счастью, я принадлежу к числу тех, у кого воспоминания оказываются
сильнее надежды.
А теперь поговорим о другом: быть печальным позволительно при том
условии, что грусть твоя не омрачит других. Что поделывает мой друг Бонифас?
Да, кстати, дней десять тому назад я посетил некий город, и долгонько
придется моему другу корпеть, прежде чем он найдет его название в книге
злобного лихоимца, чье имя Саллюстий. Этот город - Константина, древняя
Цирта, - чудо, выстроенное на скале, без сомнения, племенем сказочных
существ с орлиными крыльями и человеческими руками, которых видели Геродот и
Левайян - эти два великих путешественника.
Потом мы ненадолго зашли в Утику и надолго - в Бизерту. В Бизерте Жиро
написал портрет турецкого нотариуса, а Буланже - его старшего писца. Посылаю
их Вам, сударыня, дабы Вы могли сравнить их с парижскими нотариусами и
старшими писцами. Думаю, что сравнение будет не в пользу последних.
Ну а я, охотясь на фламинго и лебедей, свалился в воду - таковое
событие, случившееся на берегах Сены, быть может сейчас подмерзшей,
вероятно, имело бы печальные последствия, но на берегах озера Катона оно
доставило мне лишь ту неприятность, что я, одетый с головы до ног, принял