"Александр Дюма. Женитьбы папаши Олифуса (Собрание сочинений, том 34)" - читать интересную книгу автора

насекомое двумя пальцами, бросал его на землю в проходе и, опустив ту ногу,
которую до сих пор держал на весу, всей тяжестью своего тела давил его.
Меньше секунды проходило между обнаружением, поимкой и казнью
насекомого.
Покончив с этим, он перепрыгивал в тот проход, где находились мы.
Затем, заметив еще одного вредителя, он снова проделывал ту же
операцию, и настолько проворно, повторяю, что мы могли, не останавливаясь,
продвигаться к квадратному павильону, представляющему первую часть
экспозиции.
Дверь его была открыта настежь, и весь он был заставлен ящиками.
С первого взгляда мне показалось, что все эти ящики наполнены зернами.
Я подумал было, что попал к ученому садоводу, и приготовился увидеть
интересные разновидности гороха, фасоли, чечевицы и вики; но, подойдя ближе
и внимательно вглядевшись, понял: то, что я принимал за зерна, было глазами
орлов, ястребов, попугаев, соколов, воронов, сорок, скворцов, дроздов,
зябликов, воробьев, синиц - словом, всевозможными птичьими глазами.
Казалось, это разные заряды - от пуль в одну двенадцатую фунта до
мельчайшей дроби.
Благодаря какому-то химическому составу, несомненно изобретенному
хозяином дома, все эти глаза сохранили свой цвет, плотность и, я бы даже
сказал, свое выражение.
Но, вынутые из орбит и лишенные век, все они смотрели со злобной
угрозой.
Над каждым ящичком табличка сообщала, каким пернатым эти глаза
принадлежали раньше.
О Коппелиус, доктор Коппелиус, фантастическое порождение Гофмана, вы
все просили глаз, красивых глаз; здесь, в Брюсселе, вы нашли бы то, что так
настойчиво разыскивали для своей дочери Олимпии.
- Господа, - обратился к нам проводник, сочтя, что мы достаточно
ознакомились с первой коллекцией, - не угодно ли вам пройти в галерею
воронов?
Мы наклонили головы в знак согласия, и он повел нас дальше.
Ни одна галерея в такой степени не оправдывала свое название, как эта.
Представьте себе длинный коридор, шириной в десять футов и высотой в
двенадцать, с окнами, выходящими в сад, и стенами, которые сплошь покрыты
прибитыми к ним воронами, распростертыми, с развернутыми крыльями,
вытянутыми шеями и лапами.
Птицы составляли причудливые розетки и удивительные рисунки.
Одни из них почти рассыпались в прах, другие находились в разных
стадиях разложения, иные были совсем свежими, а некоторые еще бились и
кричали.
Их было, вероятно, восемь или десять тысяч.
Я с признательностью повернулся к Биару: в самом деле, ничего подобного
мне еще видеть не доводилось.
- И что же, - спросил я у проводника, - ваш хозяин собственноручно
потрудился изобразить на стене все эти кабалистические фигуры?
- О да, сударь! Никто, кроме него самого, не прикасается к его
воронам. Воображаю, как бы ему понравилось, если бы кто-нибудь себе это
позволил.
- Что, ему со всей Бельгии доставляют сюда воронов?