"Александр Дюма. Пьер де Жиак (Собрание сочинений, Том 1) " - читать интересную книгу автора

сталкивался лицом к лицу, чтобы она могла меня испугать. Я с ней знаком: это
моя старая подруга и, ежели бы она пришла одна, я бы ее благословил.
- Смерть приходит вместе с Божьим милосердием, сын мой, - заметил
священник.
- Или с отмщением, отец мой, - отвечал де Жиак.
- Доверьтесь тому, кто смертию смерть попрал, - продолжал монах,
снимая с груди распятие и подавая его рыцарю.
Тот протянул было правую руку, чтобы взять его, но, едва дотронувшись
до креста, он закричал так, словно коснулся раскаленного железа. Распятие
упало наземь.
- Святотатство! - вскричал монах.
- Это не святотатство, отец мой, это произошло по забывчивости, -
возразил де Жиак. - Мне следовало бы взять распятие левой рукой, потому что
правая уже проклята. И, как видите, - прибавил он, подняв крест левой рукой
и благоговейно припав губами к святому изображению, - у меня и в мыслях не
было оскорбить священный символ нашего искупления.
- Должно быть, вы великий грешник, сын мой, - заметил монах.
- Столь великий, что боюсь, как бы мне не остаться без прощения.
- А ведь вы еще очень молоды!..
- Молод телом, но не душою! Годы заставляют жизнь идти шагом,
страдания принуждают ее бежать бегом. Время само по себе продолжительности
не имеет: счастье или несчастье делят его на мгновения или на столетия.
Можете мне поверить, святой отец, что, хотя на моей голове нет ни одного
седого волоска, мало стариков пережили столько, сколько я.
- Наши страдания в этом мире порою засчитываются нам в мире том, сын
мой. Ничто не потеряно для того, кто полон раскаяния; вы попросили
пригласить священника, и это позволяет надеяться, что то, что я, увидев вас,
принял за пот, струившийся по вашему лицу от страха, было в действительности
слезами раскаяния.
- Я призвал вас, как больной призывает лекаря, хотя знает, что недуг
его смертелен. Я призвал вас, потому что надежда глубоко укоренилась в
человеческих душах: когда душа угасает в этом мире, человек надеется, что
она снова возгорится в мире ином. Я призвал вас, наконец, потому, что вот
уже десять лет ношу в себе столь страшные тайны, что мне необходимо
попытаться открыть их человеку, чтобы набраться смелости, перед тем как
повторить их Господу Богу.
Монах поискал взглядом, куда бы сесть.
- Садитесь на этот камень, - предложил ему де Жиак, опускаясь на
колени и уступая свое место.
Священник сел.
- Мне довелось пережить счастье, отец мой. Первые двадцать пять лет
моей жизни пролетели в радостях и удовольствиях,. Я был богат, знатен,
отважен. Я был любимцем герцога Жана Неустрашимого, самого могущественного
герцога всего христианского мира, как вам, должно быть, известно.
- Да, - пробормотал священник, - на горе несчастной Франции.
- А-а, так вы принадлежите к дофинезской партии, отец мой?
- Я был воспитан в любви к моим государям и в ненависти к англичанам.
- А я не испытывал ни любви, ни ненависти. Нет, неверно: я любил, но
не тою любовью, о которой говорите вы; мне было все равно, в чьих руках
находилось Французское королевство: законных королей или короля-завоевателя,