"Александр Дюма. Княгиня Монако (Собрание сочинений, Том 57) " - читать интересную книгу автора

- Возможно, и объясню, но лишь когда буду полностью уверена, что вы не
влюблены в матушку или в госпожу де Баете.


XI

Мы ели как счастливые влюбленные - иными словами, едва прикасаясь к
еде, не сводя друг с друга глаз. Когда трапеза закончилась, пришлось
подумать о возвращении домой; нам казалось невыносимым расставаться так
скоро. Пюигийем был в ту пору рассудительнее меня - он составил план
возвращения и взялся отвести подозрения наших аргусов, если таковые у них
возникли из-за нашего обоюдного отсутствия. Прощаясь со мной, кузен
поцеловал мне руку, и я отправилась домой вместе с Клелией; по дороге я
резвилась, смеялась и рвала маки, из которых сплела собачке ожерелье, а
себе - венок. Я была счастлива, так счастлива! Я совсем не хотела думать о
том, что скажут мне дома, хотя, по правде говоря, это меня очень беспокоило.
Как только я вернулась, горничные и лакеи, поставленные подстерегать
мое возвращение, принялись восклицать, воздевая руки:
- Вот и барышня! Вот и барышня!
Госпожа де Баете, чья полумаска вырисовывалась на фоне дворовой ограды,
устроила другую пантомиму: она подняла свою трость вверх, наподобие
барабанщика швейцарской гвардии, и начала выкрикивать то ли проклятия, то ли
угрозы.
Что касается матушки... Я не сказала вам о матушке вот что: маршал
устроил все так, что она пользовалась в семье обманчивым влиянием; отец
испытывал досаду, рассказывая небылицы о своей бедной женушке, а я не
понимала, из-за чего он злился. Почти никто из друзей семьи не подозревал,
до чего незначительна ее роль в семье; при дворе и в свете супруга маршала
слыла весьма хладнокровной и ловкой особой, которая вертит мужем как
каким-нибудь мальчишкой. Маршал утверждал, что он безумно в нее влюблен, а
она смотрит на него свысока; словом, отец вел себя так же, как языческий
жрец - по отношению к своему идолу. Внешне все делалось для богини, все
жертвы приносились богине, от ее имени отдавались приказы, жрец и толпа
обращались к ней с молитвами - на это было приятно смотреть. На самом деле
идол был деревянный и ничего не знал, ничего не чувствовал, ничего не делал.
Он стоял в нише на большой высоте, унизанный мишурой и драгоценными камнями;
все преклоняли перед ним колени и чтили его, а жрец между тем съедал
приношения и сочинял тексты пророчеств, приписываемых кумиру; время от
времени он ловко подменял его и присваивал мишуру и драгоценные камни, чтобы
самому сыграть его роль; вам это понятно, не так ли?
Матушка, приученная к подобному обращению с молодых лет, умела так
крепко держать язык за зубами, выставляя себя напоказ, что все верили ей без
слов. Она держалась с таким достоинством, что отнюдь не напоминала
деревянного идола. В данную минуту матушка стояла у дверей гостиной, будучи
взволнованной ровно настолько, насколько ей позволяла ее сущность, и нудно
произносила слова выговора, которые я заранее знала. Вступление к этой
нотации, сама речь и ее заключительная часть звучали так:
"Мадемуазель... Что это значит, мадемуазель?.. Как это возможно,
мадемуазель?.."
В подобных случаях мне оставалось лишь сделать реверанс, склонить