"Яцек Дукай. Ксаврас Выжрын" - читать интересную книгу автора (((
Он внимательно читал свои новые документы. Теперь его звали Яхим Вельцманн. - Я еврей. - Так, еврей. Егор звали Яхимом Вельцманном, и был он евреем, недавно репатриированным из сибирской приполярной Палестины. - Я не знаю ни иврита, ни идиш. - И прекрасно. Тебе сколько лет? Ты где родился? Ты и не имеешь права их знать. - Разве я похож на еврея? - Ты только почувствуй себя им, и тут же станешь похожим. - Пока выучу всю эту легенду... - Ты уж побыстрее выучи. Пойми, мистер Смит, поймите, Вельцманн: те документы, что вам дали в Растенбурге, они ни на что не годились. - Говорили же, что настоящие... - Не в том дело. - А в чем? Витшко вознес глаза к небу, сплюнул, передвинул чинарик в губах. - Они делали тебя поляком. К чертовой матери такую маскировку! Ты ж даже воняешь не так. Каждый дурак понял бы это через пару минут. Из вас такой же поляк, как из меня американец. - А еврей может быть? - А вот еврей может, потому что мы тут не в Сибири; вот в Сибири я бы сорок лет никто еврея в глаза не видал, так что с этим вы в безопасности. - Я в безопасности. - Да, ты в безопасности. Только не сильно скаль свои снежно-белые зубки. Они еще ссорились по мелочам. Ведь я же необрезанный, фыркал Смит/Вельцманн. И прекрасно - отвечал на это Витшко - ведь именно отсутствие крайней плоти и навело бы на подозрения: в этом отношении среди сибирских евреев была обязательной отрицательная селекция, перец становился решающим в вопросах жизни и смерти, ведь это же руками обрезанных были возведены все три космодрома, это рабство евреев удерживало в экономических границах все лунные пятилетки. Обрезанный, да еще знающий иврит - такой тип мог быть кем угодно, только не советским евреем. Они шли пешком; шли наниматься на работу в Силезии. - На какую еще работу? - спрашивал Смит. - А на любую, - пожимал плечами Витшко. - Мне что, так и говорить, когда спросят? На любую? - Ага. В конце концов Айен понял, что здесь даже врут иначе. Он не должен даже пытаться врать самостоятельно: ведь ему неизвестны местные критерии, по которым здесь строится убедительная ложь. Хуже того, самостоятельно он не может даже правду сказать, потому что, несмотря на все его добрые намерения, она может прозвучать как самое дурацкое вранье. Ясное дело, что на самом деле ни в какую Силезию они не шли. - А куда? |
|
|