"Владимир Дудинцев. Не хлебом единым" - читать интересную книгу автора

изучала этот предмет, но никогда не чувствовала себя в нем твердо.
Леонид Иванович перечитал ту страницу, где было сказано о базисе, и
повторил:
- Я укрепляю базис. Я произвожу вещи, по поводу которых люди будут
вступать в отношения. Были бы вещи, а уж кому вступать по поводу их... в
отношения, - он засмеялся, - за этим дело не станет!
Управлял людьми он твердо, с легкой усмешкой. Сложные вопросы решал в
один миг, и дела комбината под его руководством шли по ровной, чуть
восходящей линии. Министр в своих приказах всегда упоминал Дроздова, ставя
его в пример другим. Надя давно уже смотрела на мир его глазами -
смотрела, может быть, с некоторым испугом, но не могла иначе: своего
ничего не могла придумать.
Так, в глубоком раздумье, ничего не замечая вокруг, Надя шла в школу по
снегу, скрипящему под ботами, как крахмал, и ее дыхание развевалось на
морозном ветру легким, все время исчезающим шарфом.
На перекрестке, где сходились проспект Сталина и Восточная улица -
самая длинная улица поселка, - Надя увидела бывшего учителя физики
Лопаткина. Он был в солдатской ушанке и в черном старом пальто. Шел он
прямо на Надю, подняв воротник и спрятав руки в карманы. Надя уже целый
год не здоровалась с ним. Во-первых, потому, что он когда-то ей нравился.
Будем говорить прямо - она была влюблена в него и теперь не могла простить
себе этой глупости. Во-вторых, потому, что ей было жаль этого сумасшедшего
чудака и она боялась причинить ему боль своим состраданием. Поздороваешься
с ним, пожалеешь, а он начнет вдруг что-нибудь кричать! И на этот раз
Надя, побледнев, глядя только вперед и вниз, прошла мимо, всеми силами
души прося его, чтобы он не поздоровался и не остановился. И Лопаткин,
словно понял ее, - ровно прохрустел по снегу своими черными ботинками с
круглыми наклеенными заплатами, неловко оступился, пропуская ее, и исчез,
как неприятный сон.
Он был когда-то нормальным человеком. Надя помнила - он преподавал не
только физику, но и математику. А теперь вот не дает покоя Леониду
Ивановичу со своим смешным и несуразным проектом. И пишет, пишет во все
места - академикам, министрам и даже в правительство! Должно быть, война
тронула мозги и у этого человека. Как это сказал муж?.. Да, вот: нет в
Москве другой работы, кроме как читать письма этих марсиан!
Надя вздохнула, и мысли ее опять повернули на привычную тропу. Вот -
муж... Видно, так и должно быть: одно нам не нравится в человеке, другое
непонятно, а третье очень хорошо. Человек противоречив по природе своей.
Это говорил Наде он сам. И это правда!
Ведь вот минувшим летом, когда ездили на массовку за город, - сумел же
он тогда понравиться всем! Играл в волейбол, прокатился на чужом
велосипеде, вспомнил молодость. Потом объявил конкурс на плетение лаптей.
Все сдались, а он быстренько поковырял проволокой и сплел из лыка пару
маленьких лапотков. Они и сейчас висят над столиком в ее комнате. Он очень
хорош, прост, когда, придя с работы и надев полосатую пижаму, начинает
возиться с рыболовными снастями - паяет крючки, строгает рогульки для
жерлиц. Только вот... если бы не пел. У Дроздова совсем не было
музыкального слуха, и когда он на кухне затягивал свое любимое "Стоить
гора высо-о-окая", - песню, которую можно было узнать только по словам, -
ей казалось, что он где-то порядочно выпил.