"Савелий Дудаков. История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв " - читать интересную книгу автора

масонской литературе в эпоху становления Российской империи, являются
необходимым и закономерным введением в тему, а социально-идеологический
анализ "творчества" советских авторов-антисионистов подводит итоги
логического развития мифа о "всемирном еврейском заговоре".

АНТИИУДЕЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА ДРЕВНЕЙ РУСИ

Антииудейская полемическая литература (полемическая в смысле
религиозном, а не национальном) возникла на Руси почти сразу же после
распространения христианства. "Импорт" староболгарских и греческих
(византийских) литературных образцов способствовал быстрому становлению
подражательных и компилятивных жанров, следствием чего, в конечном счете,
стало летописание, а затем и апологетические сборники.
Христианизация Руси "на византийский манер" должна была вызвать у
русских книжников желание обосновать "благодать" просвещения.
При этом, в отличие от эпохи раннего христианства в Западной и
Восточной Римских империях, в которых апологетам нового учения пришлось
столкнуться с сильнейшим противодействием блюстителей "закона" (напомним,
что первые пропагандисты христианства вышли из иудейской среды), Русь не
только не была знакома с иудейской традицией, но и плохо представляла самих
иудеев7.
Именно в этом крылись причины возникновения абстрагированных от
реальности антииудейских идей в древнерусской литературе: евреи не грозили
ни прозелитизмом (запрещенным в их среде), ни достаточным в демографическом
отношении присутствием (еврейская колония в Киеве в начале XII в. была
малочисленной, а следовательно, не конкурентоспособной)8. Так что Киевский
погром 1113 г. и последующее "определение князей" при Владимире Мономахе об
изгнании евреев из Киевской Руси следует считать прежде всего христианским
(т.е. религиозным) актом, а не экономико-политическим (т.е.
антиинородческим): "Аще бы Богъ любилъ васъ и законъ вашъ, то не бысте
расточени по чюжимъ землямъ. Еда и намъ тоже мыслите прйяти?"9.
Летописание в Древней Руси, несомненно, возникло при знакомстве с
чужеземными образцами. Так, рассказывая о Ярославе Владимировиче, который
любил читать книги "в нощи и въ дне", летописец отметил, что князь "собра
писцъ многы и прекладаше от грекъ на словъньское письмо. И списаша книгы
многы..."10. Особое место среди "книгы многы" занимали "Хроника" Иоанна
Малалы (I?) "Хроника Георгия Амартола" (?), остоявшая из небольшого
вступления и четырех частей.
"Хроника" Малалы была признана впоследствии "языческой" (отсюда ее
более позднее название "Еллинский хронограф"). Однако ее первая часть
оказалась своеобразным введением в древнерусском списке XIII в., известном
под названием "Архивский хронограф". Возможно, составитель "Архивского
хронографа", преследуя антииудейские цели и помещая рядом с "Историей
Иудейской войны" Иосифа Флавия "еллинскую" историю, знал мнение составителя
так называемого "Еллинского и Римского летописца", для которого
дохристианская история была "акы бляди сплетениа словес".
Иначе обстояло дело с "Хроникой Георгия Мниха" (Амартола), которая во
многом стала образцом для русских летописцев при составлении отечественной
истории. Сочетая в повествовании разные пласты: исторические описания
событий, философские и богословские рассуждения, эпизоды монашеской жизни и