"Ирина Дубровская. Каширка " - читать интересную книгу автора

Только стаи диких собак носятся тут, справляя свадьбы. Летом пыль да трава в
разбитом асфальте. А Зимой Каширка превращается в узкую обледеневшую по
краям колею. Это нейтральная полоса между новостройкой и аборигенами.
Кривобокий автобус с вечно серыми замызганными окнами изредка проезжает
здесь, тарахтя и дымя, останавливаясь у загадочной гостиницы "Царицыно",
обнесенной высоченным забором, как будто это тюрьма, а не гостиница, и пилит
дальше куда-то в сторону совхоза им. Ленина, за окружную дорогу. Царицынский
парк и пруды с одной стороны простираются до железки. С другой стороны -
вплоть до Борисовских прудов есть еще десяток деревенских домов и плотина. И
пустыри... пустыри... с остатками старых корявых яблонь и одичавшей малины в
высоких бурьянах.
- Девчонки, пригласите меня в гости, - шепчет Шериф с гадкой улыбкой, -
только одного без них, - кивая в сторону "отчаянных", - посидим побазарим.
Но девчонки его избегают, а некрасивая Лягушка ему не нравится. Ему бы
хотелось сказочную Лягушку, из песни, а не эту.
Вся компания медленно перемещается по Старокаширке к пригоркам у
прудов.
Она в стороне. В стороне от жилья. Опасная своей тайной жизнью.
Засохшая кровь на асфальте напоминает о недавнем побоище лимитчиков из
общаги с конницей из совхоза имени Ленина. Это выглядит так: всадники в
кирзовых сапогах с матом и свистом налетают на лимитчиков, вооруженных
солдатскими ремнями с заточенными пряжками. Лимитчики идут на бой, как на
праздник, с песней про "Дом восходящего солнца", исполняемой на русском
языке и с верой в глазах, что они точно знают, где стоит этот Дом, "у
которого солнце встает".
С лимитчиками наши поддерживают дипломатические отношения, - иначе
невозможно. Слишком уж силы не равны. Это в основном матерые деревенские
парни, уже отслужившие в армии, - если они и дерутся, так уж с конницей,
по-крупному, до крови.

Змей, приятель Шерифа гуляет с моей подругой Машей. У него большой нос
с горбинкой, волосы каштановой копной, голубые глаза. Он, как и я ездит в
школу в центр, и около трех возвращается сюда. В автобусе мы с ним и
познакомились. Когда он один, - нормальный человек. Хотя это именно он
прозвал меня зимой Обезьяной за мой полушубок, сшитый маминой медсестрой из
старой шубы серо-бурого меха.
Шериф всегда смотрит на меня с ненавистью, даже улыбаясь.
- Обезьяна, ты не наша. Центровая. Стрит клешами метешь. Глянь, Змей,
в?лос у ней какой. Жидяра.
Все молчат. У Таньки в глазах насмешливая жестокость, и "пьяный ветер",
как в песне, и "папиросочка во рту".
- Не наша, не наша! Портвейн не пьет. Матом не ругается. Смотри как
покраснела, - поддакивает она. Моя мама называет Таньку Карменситой: "Ножом
полоснет - глазом не моргнет". Ее парень сидит за хулиганство, она говорит
всем, что ждет его, а сама влюблена в Черкеса и спит с Борькой Вешняковым...
От ярости я забываю обо всем. Подхожу к Шерифу и бью его по лицу. Он не
высок ростом, хотя и широк как медведь. Но мне все равно! В эту весну я
чувствую себя бессмертной. Мое тело из воздуха, оно вдыхает запах зеленеющих
пустырей, а выдыхает огонь.
Я ожидаю ответного удара, но все смеются. Улыбается и Шериф,