"Ирина Дубровская. Каширка " - читать интересную книгу автора

я. Это же про меня.
Несколько дней я не подходила к телефонной очереди.

- Пей! - она протягивает мне открытую бутылку Агдама. Мы стоим на
стройке у забора - Маша, Ася Хаметова и я. Ася похожа на татарского ангела.
Золотые кудри окружают ее прекрасное лицо. У нее низкий хрипловатый голос, и
она ругается как мужик из винной очереди. Два Аськиных старших брата самые
страшные бандиты округи.
- Пей, пей! - поддакивает ей Маша. Я выпиваю треть бутылки моего
первого портвейна и плачу и рыдаю первый раз за эту весну. Сегодня Первое
Мая. Пустырь светится одуванчиками, и синее небо без единого облака кружится
вокруг головы.
- Ну не плачь, - гладит меня по голове Аська. - Иди позвони своему.
- Я не могу ему больше звонить. Он не хочет меня видеть. Я знаю.
- Он это тебе сам сказал?
- Нет.
- Ну ты и дура. Ебанько, - говорит она ласково.
- Ну о чем вы в последний раз разговаривали? - спрашивает она,
раскуривает сигарету и дает ее мне.
- Я не знаю. Я слышу голос и больше не соображаю ничего. Он говорил...
стихи читал и еще... чем тоньше ваза, - тем больше сил затрачено на ее
обработку... и тем она легче бьется... но он не хочет...
Они обе смотрят на меня как на смертельно больную и молчат.
- Ясно, - говорит Аська,- пиздец подкрался незаметно. Надо погадать.
Приходите вечером ко мне.

До вечера еще целый день. Агдам стучит в моей голове. Но слезы смыли
тяжелые мысли. Праздничная тишина вокруг. В Царицынском парке ни души. Ноги
сами несут меня по аллее к беседке "Золотой колос". Когда-то давно мы
снимали дом в Царицыно. Давно-давно в моем недавнем детстве не было этих
проклятых новостроек, а на большой поляне у дворца паслось стадо коз.
Я смотрю на эти дали в дымке молодой зелени и думаю о вечернем гадании
и вдруг вспомнилось, как неслась с отточенной палкой галопом вот с этого
самого холма к прудам всего каких-то пару лет назад.

В лифте воняет мочой и одеколоном.
Двери открываются и только Обезьяна делает шаг вперед, как чье-то тело,
дыша алкоголем в лицо запихивает ее в темный угол между стеной и батареей.
Голубь! Он что-то хочет ей сказать, но глаза его пустые и оловянные, почти
белые, пялятся на нее из сумрака. Он на себя не похож, мычит и головой
трясет.
- Что тебе, Сережа, от меня надо?
Но он не то улыбается, не то рожи корчит, пьян до беспамятства. Но рука
его, тем не менее, как железная велит ей вжаться в угол и выйти не дает. На
руке новая наколка "КЛсН".
Все, кто входит в подъезд, делают вид, что ничего не происходит. Кроме
пьяной тети Лизы. Ей не с кем поговорить. Она распахивает пальто и
показывает большой белый камень. "Вот из Царицына иду, дяде Толе камень на
могилку нашла". Камень огромный, по-старинному обтесанный. Наверняка очень
тяжелый. На минуту Голубь отвлекается, и Обезьяна выскальзывает из-под