"Юлий Дубов. Идиставизо" - читать интересную книгу автора

в частности имеют к его командировке некоторое отношение. И он решил
уточнить.
- Ну да, - кивнул сопровождающий. - А как же!
И продолжил рассказ.
Вопрос об Иностранном легионе неоднократно поднимался на Совещании по
безопасности и сотрудничеству в Европе, где было принято решение максимально
упростить передвижение легионеров к театру боевых действий. Советский же
Союз сперва занял позицию стороннего наблюдателя. Генеральный секретарь
Брежнев слишком хорошо помнил, что предыдущий вояж русских войск в Европу
закончился беспорядками на Сенатской площади и привел к необходимости
повесить пятерых зачинщиков. Последовавший за этим шквал обвинений в
нарушении духа и буквы Хельсинкских соглашений чуть было не поставил весь
мир на грань термоядерной катастрофы. Поэтому в качестве пробного шара
запустили заявление ТАСС о том, что СССР неизменно придерживается политики
невмешательства во внутренние дела других государств. Однако быстро
выяснилось, что политика невмешательства - штука хорошая, но проводить ее в
гордом одиночестве вряд ли имеет смысл. Можно опять угодить в ту самую
международную изоляцию, из которой только сейчас начали с таким трудом
выкарабкиваться. Поэтому по дипломатическим каналам прошли сообщения, что
СССР принятое решение по легионерам поддерживает и готов направить лучших из
лучших.
Тут же возникла совершенно неразрешимая проблема. Решение о максимально
упрощенной процедуре передвижения будущих легионеров к месту службы никак не
увязывалось с принятым порядком выезда из СССР. Можно было бы, конечно,
создать какую-нибудь сильно облегченную схему, специально для данного
случая, но ни к чему хорошему это не привело бы. Потому что заваруха в
Италии вечно длиться не может, когда-нибудь да и закончится, а вот у
Пентагона, ЦРУ и прочих память отличная. И они не преминут через вражьи
голоса напомнить, что когда-то из Союза можно было выехать за какие-нибудь
два дня, без бюрократических проволочек.
Как же быть?
Нашли соломоново решение - проводить легионеров по сверхсекретному
зеленому коридору. Без виз, без паспортов, без всего. Пока не кончится
заваруха. А потом - пусть клевещут! Где документы? Нету? То-то же! Может,
свидетели есть? Те, которые там останутся, - либо мертвые и ничего не
скажут, либо предатели Родины, которым веры, как известно, быть не может. А
которые вернутся домой - те и не свидетели вовсе. Они, считай, вообще никуда
не ездили. Да их еще и найти нужно будет.
Про это, конечно, сопровождающий Моне не сказал.
К удивлению своему, Моня ни раздражения, ни страха не испытал.
Напротив, появилось у него какое-то странное ощущение душевного подъема. На
мгновение появилась и исчезла картинка своей комнаты в институте, заваленной
бумагами и окурками, промелькнула перед глазами длинная, с чернильными
кляксами и исправлениями, интерполяционная формула, промелькнула и пропала
навечно, оставив вместо себя видение желтой, высушенной солнцем бесплодной
земли, по которой уверенно и устало шагают исцарапанные и пыльные солдатские
сапоги. Услышал Моня ленивый плеск воды в болтающейся на боку фляге в
матерчатом чехле, почувствовал, как накапливаются под широкополой шляпой
капли пота, скатываются на лоб и тут же высыхают, оставляя после себя
белесые пятна соли, как трет плечи вещевой мешок и как оттягивает левую руку