"Николай Дубов. Небо с овчинку " - читать интересную книгу автора

- За последние сто лет львов, тигров, ягуаров и леопардов там не
замечено. Волков истребили. Самые хищные животные, с какими он может
встретиться, - козел или корова, но для этого ему придется специально идти в
село, до которого три километра.
- А река?
- Река отличная. Скалы, заводи, плесы.
- Но он может... утонуть...
- Это я-то? - возмутился Антон.
- Утонуть там можно только, если привязать себе камень на шею, чего, я
полагаю, он не сделает. Потом он будет со мной и Боем. Кое на что гожусь я,
а Бой - он же водолаз, его основная профессия и призвание - спасать
тонущих... Он давно мечтает кого-нибудь спасти. Решайте! Мы - в лес, а вы
ныряйте в свою стихию.
- Нырять мне, к сожалению, не придется. Не умею плавать.
- Раз плюнуть.
- Плюнуть?
- Простите, Серафима Павловна, я хотел сказать, что это проще пареной
репы - научиться.
- Боюсь, не в моем возрасте.
- Морям все возрасты покорны, - так ведь сказал поэт?
- Умоляю вас! Не выношу, когда уродуют прекрасные строки...
- Больше не буду! Так как, заметано?
Тетя Сима решительно отказывалась и соглашалась, раздумывала и
колебалась. Наконец мечта всей жизни, объединенные усилия Антона и Федора
Михайловича, неопровержимые доводы и заверения победили. Тетя Сима сдалась,
но при условии, что она вызовет по междугородному телефону брата и только с
его согласия отпустит Антона.
- Боже мой, боже мой! - сказала тетя Сима, когда Федор Михайлович повел
Боя гулять. - Мне просто не верится, что на самом деле сбудется мечта
стольких лет... Какой отзывчивый, хороший человек Федор Михайлович!
- Законный парень. Железо!
- Какое железо? При чем тут железо?
- Ну... так говорят.
- Кто "говорят"? Это же дикая бессмыслица!... И он для тебя не
"парень", а дядя Федя... Он очень хороший человек, но его манера
выражаться... У тебя и так ужасный жаргон. А если ты еще от него
наберешься?...


2

Антона качало и заносило. Он не знал, куда себя девать и что делать.
Время остановилось, хотя часы шли. И на руке у дяди Феди, и допотопные на
цепочке у тети Симы, и тумбовые в столовой, где спал Антон, и настольные в
комнате папы, и электрические на углу возле универмага. Часы шли, тикали,
стучали, били. Утро сменяло ночь, ночь гасила день, но время стояло. Оно
окаменело. Отъезд не приближался, а отдалялся, потому что каждый час был
длиннее предыдущего, дню не было конца, оранжевый блин солнца намертво
прикипал к эмалевой сковородке неба, день вырастал, вспухал, растягивался в
год, а неделя уходила в космическую бесконечность, где не было ни пределов,