"Анастасия Дубинина. Сердце трубадура " - читать интересную книгу автора

сломается за время отрочества.

...У ложа эн Раймона уже стояли двое. Тот, что старше - худой, как
деревянная статуя, с сухим, длинным лицом, с черным капюшоном, откинутым на
спину, простер желтоватую жилистую руку на баронов покрытый предсмертный
испариной лоб. Раймон лежал, вытянувшись под белым предсмертным покровом,
как мертвый; только запавшие его глаза слегка дрожали под тяжелыми
сомкнутыми веками - кажется, умирающий рыцарь плакал. В спальне его с
маленьким витражным оконцем и в самые яркие дни было темно, но сейчас
горели и сильно пахли жиром свечи, множество свечей, в канделябрах, в руках
у коленопреклоненных рыцарей, везде, везде...
Когда Серемонда вошла, держа руки на плечах мальчика, старший из
черных людей не шелохнулся. Только второй, тот, что казался совсем молодым,
темноволосый, с яркими, сумасшедшими глазами (Господи, какие же они все
худые и сумасшедшие...) быстро скользнул взглядом по вошедшим и снова
опустил лицо.
Гийом поднял голову, вопросительно взглянул на мать. На мочке мягкого,
круглого уха у него чернела крупная родинка. Плечико его чуть дернулось под
ее рукою, она одним взглядом ответила - "да". Мальчик легко опустился на
колени, глядя прямо перед собою; Серемонда, помедлив не более мига - вслед
за ним, перед Госпожой Смертью все рaвно почтительны... А старый катарский
священник все читал, и черная книжка в его руке источала слова,
произносимые мягким, уводящим внутрь говорящегося голосом...
"...Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека,
приходящего в мир. В мире был, и мир через Него начал быть, и мир Его не
познал...
Пришел к своим, и свои Его не приняли.
А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть
чадами Божьими,
Которые не от крови, и ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от
Бога родились..."

...От Бога родились. Серемонда поняла, что плачет, только когда капля
упала на шею ее сыну, и он чуть передернул лопатками, как двигает загривком
кот, стремясь согнать назойливую муху.
И Раймон плакал, под сухой и горячей рукою у себя на челе содрогаясь
от последних слез, и не имел даже сил исповедаться, только ответить
прерывистым шепотом, когда старик спросил, называя его братом, воистину ли
он хочет служить Богу и Его Евангелию - ответить "да" так, что в это "да"
ушли последние силы его тела, и снова закрыть глаза, нет сил, где же я
слышал этот голос, и я ответил бы тебе - "да", если только еще не поздно...
Еще не темно. Есть любовь, и она единственный свет человеков. Принесите
света, света... пожалуйста...
Легкая, маленькая книга коснулась Раймонова лба. Конец обряда, сейчас
будут звать Святого Духа. "Отче, вот Твой слуга для Твоего правосудия,
ниспошли ему Свою милость и Дух Свой"... Но Раймон был уже мертв, и веки
его слиплись навеки, все еще влажные, и я не знаю насчет Духа, Господи, но
милосердие Твое ниспошли...
...Серемонда, легкая, будто бы пустая изнутри, вышла прочь, когда они
читали хором "Отче наш". Гийом некоторое время оставался еще у ложа