"Анастасия Дубинина. Сердце трубадура " - читать интересную книгу автора

спине невыносимый стыд. Лучше бы он меня убил, подумал он, прикрывая глаза.
Да что угодно лучше. Это же какой-то ад. И что, в этом аду я отныне должен
жить?.. Да?
(Да, Гийом, честно и спокойно отвечал его разум. Именно так. А знаешь,
кто этот ад сам для себя соделал? А помнишь, когда?..)
...Почему у солнца - такой черный свет?..

...Но надежда мне все ж видна
В дальней и злой любви моей...
В дальней и злой...
Злой...
...Пейре Овернский. Почему привязалось это стихотворение?.. Откуда?..
Гийом слегка встряхнул перчаткой, на которой в монашеском своем
клобучке хохлился новый подаренный ястреб. Раймон ехал рядом - здесь лесная
дорога слегка расширялась; он сокола не взял - не хотел, думал только
испытывать Гийомова, смотреть и радоваться тому, как друг наслаждается его
подарком. Птица набила уже немало дичи, в охотничьей сумке у Гийомовой луки
потряхивало несколько уток и довольно увесистый заяц. Торговец не обманул,
ястреб оказался прекрасный, это стало видно с первого же мига его полета -
как он яростно взмыл, рассекая звенящий воздух, и как камнем, смертелен и
точен, как арбалетная стрела, пал на жертву, и закружились, мягко полетели
вниз бурые окровавленные перья... Гийом следил полет птицы, приложив к
глазам ладонь, чтобы не слепило солнце, и ему хотелось разрыдаться. Кто-то
сидел с ним рядом на бледном коне и смеялся, и смех его слышал один лишь
Гийом - но этот кто-то был дьявол.

...Обратный путь их лежал через вечереющий лес, и путь этот обещал
быть недолог. Гийом любил этот участок леса - здесь росло больше всего
сосен, а он вообще любил хвою, и сам ее запах, и то, как длинные иглы
дробят собою солнечные лучи... И час пришел самый его любимый - осень
медленно вступала в свои права, и солнце уже стало оранжево-розоватым
ранее, чем обычно, и прохлада ложилась на плечи ласковым плащом - поверх
Гийомовой охотничьей зеленой одежды с длинным капюшоном, тем, что оторочен
мехом золотой белки... Конь ступал медленно, и Гийом еще никогда не был так
отчаянно несчастлив. И все из-за медленного спутника, улыбавшегося на
бледном коне, из-за того, что Гийом окончательно понял - более ему не стать
человеком.
"Хорошо, - сказал бледный. - Хорошо, мой слуга."
"Я не хотел так...Не хотел тебя..."
"Да ладно, брось. Все отлично. Видишь, я улыбаюсь тебе."
"Нет!"

- ...отлично бьет...
- А?.. Эн Раймон, вы... что-то сказали?..
- Ну да. И зайцев, говорю, отлично бьет, верно, сынок?..
...Это слово. Гийом посмотрел еще раз на своего сеньора, на человека
на черном коне, с черными глазами, а волосы - нет... Уже не черные. Пегая
седина. Эн Раймон улыбнулся, и улыбка против солнца проложила глубокую тень
по обе стороны лица, две вертикальные морщины, следы усталости...
пятидесяти трех лет... горечи... любви. Да будь ты проклят, эн Гийом, да