"Анастасия Дубинина. Сердце трубадура " - читать интересную книгу автора

находился еще третий человек, знавший обо всем, и у этого человека были
свои планы. Свои печали и свои желания. Агнессе понадобились песни Гийома,
ergo, ей понадобился Гийом.

...На самом деле она была из тех дам, что не любят любить. Любовь
делает людей слишком беззащитными, заставляет зависеть от кого-то; а
Агнесса де Пейралада никогда не желала ни от кого зависеть - она
предпочитала быть сильной, а не слабой, любимой, а не влюбленной. Поэтому
такой муж, как мессен Робер, вполне устраивал ее - он ее обожал, а она к
нему не испытывала особой неприязни. Вот только будь он немножко познатнее
и хоть чуть-чуть побогаче, чтобы им щеголять, как породистой собакой или
дорогим кольцом... Впрочем, от добра добра не ищут, и как честная
христианская жена Агнесса намеревалась хранить супругу верность. По крайней
мере, до поры... Пока это ей не мешало.
Гийом для нее был еще не человек. Нет - пока только доказательство
собственной силы, пробный камень, победа в состязании, еще один персонаж в
длинном, очень интересном романе, который все время сам собою
разворачивался у нее в голове... Это колесо она толкала перед сном, уплывая
в стройный мир, где властвовала дама с черными волнистыми волосами, которой
мир служил, ради которой он был создан - неважно, что ею же самой; да,
дама, которая не могла не побеждать. Кроме того, Агнесса хотела песен. И
еще - как ни смешно, Гийом ей понравился. Сама того не желая, она поняла,
что Гийом хороший. И что он, наверное, очень нежный и слегка неловкий. Она
поняла это случайно - по тому, как он смешно смущался перед эн Раймоном,
как быстро и радостно он откликался на просьбы, как он слегка встряхивал
головой, чтобы откинуть назад мягкие волосы, да - много по чему еще... Как
бы то ни было, любое приглянувшееся блюдо надлежит попробовать.

..Но первая же ее попытка испытать свои неотразимые чары на эн Гийоме
не привела ни к чему. Даже не к чему-то плохому - просто ни к чему. Когда
трапеза закончилась, Агнесса подсела к трубадуру поближе - он как раз
прятал в чехол усталую свою, некрашеную арфу - и завязала разговор, выражая
всяческое восхищение его песнями. Гийом вспыхнул от удовольствия - он не
был честолюбив, напротив, обладал редким для поэта качеством: он любил
стихи. И свои собственные песни не слишком-то отличал от чужих: просто свои
ему тоже нравились. Особенно вот эта, которую он только что спел -
написанная в разлуке, когда эн Раймон таскал его за собою уже в качестве
приближенного рыцаря ко двору дона Педро, нового арагонского короля - снова
мавры беспокоили, готовился какой-то небольшой военный поход, чтобы
доказать подлым сарацинам, кто здесь главный... Короля Гийом очень любил,
как увидел, так и полюбил сразу и навсегда: такой он был огромный,
рыцарственный, радостный, похожий на черногривого льва. И прозвище у дона
Педро было замечательное - эль Католико, не всякий государь христианский
такого удостоится... Однако дамы Серемонды король Арагона все-таки заменить
не мог. Тем более что тогда их любовь достигла своей высшей точки цветения,
и в шатре Гийом, целуя на ночь свернутый взамен подушки плащ вместо
Серемонды, засыпал рядом со своим сеньором, не зная наверняка, проснется
ли - бывало, он говорил во сне, звал свою даму, и не дай Бог Раймон бы
услыхал... Однако Господь Своих дураков любит. Он их хранит. До поры.
- Нет, на Агнесса... Вам правда нравится?..